<...>
Наступило очередное августовское утро. Солнце весело играло на росинках трав, которым уже скоро уже суждено было предаться осенней меланхолии, осеннему увяданию. Где-то вдалеке еле слышно пели птицы, а из леса доносилось едва уловимое «тук-тук» дятла.
Марк проснулся в прекрасном расположении духа. Сегодня... сегодня он вновь встретится с Юлией — юной принцессой, единственным его другом, единственной его любовью...
Горячий травяной чай, аромат мелиссы, наполнивший всю маленькую комнату, приближающийся солнечный день... Всё это плыло где-то рядом и, безусловно, радовало его, но только потому, что это — элементы мира, в котором есть Она.
<...>
Дорога к каменному замку занимала около сорока минут. И время исчислялось лишь бесконечными пшеничными колосьями, что ныне золотились на лёгком ветру. Нежность, - этот день был полон нежности и плавности: и этот ветерок, и пшеница с мягким ароматом, и многочисленные бабочки с ярко-синими крыльями.
«Удивительно, - подумал наш герой, - ведь близится уже конец месяца, но этот волшебный золотой мир всё так же не тронут острыми прикосновениями серпов. Но... - глаза его наполнились грустью, - всё-таки каждому колоску суждено будет пасть... Юлия! Пока ещё жив этот мир, нужно взять её за руку и побыть в нём. Искренней радостью подарить тепло и исполнить сарабанду».
Он продолжал свой путь.
<...>
Марк и Юлия шли, взявшись за руки, сквозь всё золото нежнейшего мира. И каждый колосочек стремился коснуться их длинных белых льняных одежд, а иные — сплетения рук. Немного тепла перед смертью — это всё, что им нужно — и наши герои дали им его сполна.
- Юлия, я...- начал было Марк.
- Не говори ничего, - тихонько прошептала девушка, - шёпот, ты слышишь? Колосья шепчутся, разговаривают. И, может быть, некоторые из них так же любят друг друга. - Она с неизменным восторгом, но полным печали, взглянула в глаза Марка.
- Мы все порождены звёздами и, быть может, после смерти станем ими же. Золотой мир не лишится жизни и сияния, но обретёт более холодный и грустный серебряно-лиловый оттенок — цвет звёзд. И, ты знаешь, - он смотрел в её глаза, словно наивный поэт, впервые влюбившийся, - любовь прекрасна, если каждая звезда сияет друг для друга.
Позже Марк исполнил старую французскую сарабанду на флейте. Казалось, что ветер, музыка и шёпот колосьев сливаются в единую мелодию, в единую песнь - «Нежность».
<...>
Прошло несколько дней, а может, даже недель. Настала пора прохладного и туманного сентября. Уже не пели птицы, не доносился стук дятла, но нежный аромат колосьев теперь наполнял всё — влажный воздух будто проникал в лёгкие, оставляя там след золотого мира.
И сейчас была поздняя ночь. Наши герои шли к старой мельнице, что стояла на самом краю пшеничного поля — на вершине маленького холма. Ночные прогулки за лето стали для них привычными, но за всё это время они так и не навестили мельницу, на которой так часто бывали, будучи детьми.
Луна была заволочена вязкими туманом и облаками, и этот тусклый свет падал на колосья, которые то и дело цеплялись за одежду наших героев. Это было совсем не то лёгкое прикосновение. Казалось, что каждый колосок, скорбно шепча, старался удержать Марка и Юлию. Но ветер уносил их шёпот, разорял из голоса. И всё, что им оставалось, - цепляться.
<...>
Мельница скрипела и трещала. Было такое чувство, что урожай ныне превысил все свои ожидания. Но ночью... кто мелет ночью? И что, если золотистое поле так и не тронуто?
- Марк, - тревожно начала Юлия, - а нам суждено быть звёздами?
Он с нежностью сжал её руку и улыбнулся, - почему ты спрашиваешь об этом сейчас? И всё же... Думаю, да.
- Когда-нибудь мы будем сиять над этой мельницей — мы одни... - она прошептала это еле слышно.
Воздух наполнялся неприятным запахом, со стороны мельницы всё громче раздавался повторяющийся гимн:
И если звёздам суждено,
Навеки засиять в ночи,
Всё будет сожжено
И перемолото, сколь не кричи.
Ты вынесешь печальный свой урок,
Коль к золотистым жертвам встал
Ты видишь? Молотьбы начался срок -
И ты её добычей стал.
( хор из низких голосов )
Вдруг вспыхнуло ярким пламенем поле и свет его дал понять, что туман багрового цвета. До обоняния дошёл горько-терпкий запах сожжённой плоти, спекшейся крови. Земля, - сама земля была раскалена и жгла ноги — то ли ожогами, то ли ранами. Марк и Юлия упали.
И руки их разомкнулись... Ладони пронзила та же боль.
<...>
Прошло около 10-ти минут. Они очнулись от невыносимого запаха гнили — это была мельница. Вокруг лежали тела, изуродованные чумой, что свирепствовала в нескольких милях отсюда. Жернова крутились и издавали хруст и треск — это были кости. Всё было заволочено пеленой белой пыли. Марк и Юлия уже не могли говорить — грудь, горло и уста были обожжены. Они лишь взялись за руки, - и пусть теперь не нежно, ибо ладони обуглены, но это было всё, чего они сейчас хотели. Жизнь... уже покидала их.
Какие-то из тел вокруг шевелились и выли, но раздались шаги и всё стихло в ожидании.
- Эти полуживые изуродованные тела поражены страшной болезнью — чумой, а вы... Ваши сердца — Любовью. Земной...
<...>
Всё было кончено. Стих гимн, остановились жернова, потухло поле...
Воцарилась тишина.
И лишь ночью над мельницей засияло две серебряно-лиловых звезды.