Три стихотворения Сильвии Платт
Сильвия Платт (27 октября 1932 — 11 февраля 1963) — американский поэт, писательница, считающаяся одной из основательниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе. Сильвия Платт родилась в Бостоне. Она была американкой в первом поколении (отец, немец по происхождению, эмигрировал в США в 1929 году). Поэзия ее, при всей философской и психологической глубине, наполнена живыми приметами времени и места. Переехав в конце 1959 в Англию вслед за мужем, британским поэтом Тедом Хьюзом, она населила свои стихи реалиями и пейзажами Лондона и Дартмура, причудливо наложившимися на пейзаж ее психики. Летом 1962 года, узнав о романе Хьюза, она рассталась с ним и поселилась в Лондоне вместе с детьми, Фридой и Николасом. Сильвия Платт покончила с собой в Лондоне в возрасте 30 лет.
Candles
They are the last romantics, these candles:
Upside-down hearts of light tipping wax fingers,
And the fingers, taken in by their own haloes,
Grown milky, almost clear, like the bodies of saints.
It is touching, the way they'll ignore
A whole family of prominent objects
Simply to plumb the deeps of an eye
In its hollow of shadows, its fringe of reeds,
And the owner past thirty, no beauty at all.
Daylight would be more judicious,
Giving everybody a fair hearing.
They should have gone out with the balloon flights and the stereopticon.
This is no time for the private point of view.
When I light them, my nostrils prickle.
Their pale, tentative yellows
Drag up false, Edwardian sentiments,
And I remember my maternal grandmother from Vienna.
As a schoolgirl she gave roses to Franz Josef.
The burghers sweated and wept. The children wore white.
And my grandfather moped in the Tyrol,
Imagining himself a headwaiter in America,
Floating in a high-church hush
Among ice buckets, frosty napkins.
These little globes of light are sweet as pears.
Kindly with invalids and mawkish women,
They mollify the bald moon.
Nun-souled, they burn heavenward and never marry.
The eyes of the child I nurse are scarcely open.
In twenty years I shall be retrograde
As these drafty ephemerids.
I watch their spilt tears cloud and dull to pearls.
How shall I tell anything at all
To this infant still in a birth-drowse?
Tonight, like a shawl, the mild light enfolds her,
The shadows stoop over the guests at a christening.
10-17-1960
(Перевод с английского)
Свечи
В свечах живет последний романтизм:
Сердечки перевернутые света, воск
С пальцев каплет. Их ореол прозрачен,
Таким молочным светом мерцают тела святых.
Как трогательна их небеспристрастность!
Они обходят важные предметы,
Чтобы заполнить лощины глазниц
Под тростником хозяйкиных ресниц,
Хоть ей за тридцать, и собой нехороша.
Свет дневной построже судит,
Воздавая по заслугам каждому.
Пришельцы из эпохи монгольфьеров и волшебных фонарей,
Они должны б исчезнуть. Когда их зажигают,
Они щекочут ноздри мне.
Их желтизна и дрожь,
Эдвардианских сентиментов фальшь
Напоминают мне мою бабушку из Вены:
Школьницей, букет она вручала Францу Иосифу.
Рыдали бюргеры, потея. На детях - белый цвет.
Мой дед тогда еще хандрил в Тироле,
Мечтая о карьере метр'д'отеля в Америке:
В тиши благоговейной -
Шампанское во льду, салфетки...
Нет слаще этих груш-комочков света.
Небес они касаются, как руки
Монашек непорочных.
Угомонят калеку, женщину, луну.
Глаза младенца моего полуоткрыты.
Лет через двадцать стану старомодной,
Как эти, в сквозняке, эфемериды.
Их слезы застывают жемчугами.
Должна ли я все это объяснять
Mладенцу, в полусне после рожденья?
Дитя, словно шалью, обернутo светом,
Склоняются тени, как гости на крещенье.
"Свечи", ностальгическая картинка, были созданы в год рождения Фриды, дочери поэта, 1960. Та же тема, что и в стихотворении периода "Ариэля", "Волхвы" (http://www.stihi.ru/2014/04/15/6766 ): три мудреца склонились над кроваткой девочки. “Я представляю себе великих абсолютных философов, собравшихся вокруг колыбельки новорожденной девочки, которая - не что иное, как жизнь," - так представила "Волхвов" сама С. Платт в передаче на ББСи. В "Свечах" - та же метафора, но образ совсем иной: добрые волхвы-свечи принесли в дар прошлое, историю семьи, и благословляют малышку, в то время, как более поздние безликие волхвы "ошиблись адресом" и пошли "не за той звездой", а следовательно, благословений и даров ждать не следует. В "Свечах" Сильвия выражает надежду на то, что дары волхвов- силуэты прошлого, - обогатят малышку, но, в то же самое время, она говорит о том, что ее время уходит: “Через 20 лет я стану нелепой и старомодной”. Означает ли это отказ меняться со временем? Страх старения? Или осознание того, что стихи ее могут оказаться ненужными в будущем? Вот еще одна мысль: не меняются только умершие - бабушка-венка, дедушка-тиролец... и Сильвия присоединится к ним, не пройдет и двадцати лет. Увы, произошло это значительно раньше. Но все же – это стихотворение освещено таким светом, теплом детского дыхания, наполнено любовью.
Волхвы Сильвии Платт - напышенные догматики, хоть они и не напоминают ничем волхвов Элиота, для которых путешествие явилось основополагающим, экзистенциальным опытом (http://www.stihi.ru/2014/04/14/933 ) , все-таки являются их преемниками: их окружает нарочито приземленный быт, реалии рождения, они – чужаки, вторгнувшиеся в чудесный процесс, рождение истинной веры. Оба стихотворения необычайно кинематографичны, используют операторские приемы – крупный план, внимание к деталям. В этом тоже слышится перекличка с элиотовским стихотворением.
Night Shift
It was not a heart, beating.
That muted boom, that clangor
Far off, not blood in the ears
Drumming up any fever
To impose on the evening.
The noise came from outside:
A metal detonating
Native, evidently, to
These stilled suburbs: nobody
Startled at it, though the sound
Shook the ground with its pounding.
It took a root at my coming
Till the thudding source, exposed,
Confounded inept guesswork:
Framed in windows of Main Street's
Silver factory, immense
Hammers hoisted, wheels turning,
Stalled, let fall their vertical
Tonnage of metal and wood;
Stunned in marrow. Men in white
Undershirts circled, tending
Without stop those greased machines,
Tending, without stop, the blunt
Indefatigable fact.
1957
(Перевод с английского)
Ночная смена
Это - не сердца биенье;
Этот удар заглушенный -
Не раскаты дальнего громa;
Не кровь в ушах нагнетает жар,
Омрачая вечерний ужин.
Эти звуки - снаружи:
Детонирующий металл,
Уроженец, видимо, этого
Стихшего пригорода.
Здесь никто не испуган
Сотрясающим землю звуком.
Он рос при моем приближеньи,
Пока громыхавший источник
Не опрокинул беспомощность предположений:
На Мэйн-Стрит в рамке окон-
Фабрика серебряных изделий.
Молотки вздымались, колеса вертелись,
Тормозили, позволив упасть вертикально
Тоннам металла и дерева,
До костей пробирали. Неустанно в такт
Мужчины в майках кружили,
Обслуживая смазанные машины,
Обслуживая неустанно суровый
Безостановочный факт.
Стихотворение “Ночная смена” было написано в 1957, том году, когда Сильвия получила степень магистра в Кембридже, вернулась в Америку вместе с Тедом Хьюзом и осенью приступила к работе в Смит Колледже. Бытовая картинка промышленного городка изобилует зловещими образами: фабричная машина-монстр, рабочие в белом, неостановимое, неконтролируемое движение, звуки, от которых в жилах холодеет кровь. Использование образов и звукопись, нарастающее напряжение и вся драматургия стихотворения позволяют интерпретировать его и как метафору Йом Кипура, дня искупления в еврейской традиции, и как параболу Холокоста, (Отто Платт, отец, уехал из Германии в 1929 году, но навязчивые мысли о его возможной причастности к движению социал-национализма мучили Сильвию), и как картину смерти/ада.
Sheep In Fog
The hills step off into whiteness.
People or stars
Regard me sadly, I disappoint them.
The train leaves a line of breath.
O slow
Horse the colour of rust,
Hooves, dolorous bells -
All morning the
Morning has been blackening,
A flower left out.
My bones hold a stillness, the far
Fields melt my heart.
They threaten
To let me through to a heaven
Starless and fatherless, a dark water.
2 December 1962 - 28 January 1963
(Перевод с английского)
Овцы в тумане
Холмы в белизну нисходят,
Люди ли, звезды
Грустят, разочарованы во мне.
За поездом тянется выдох.
О лошадь
Ржавого цвета, копыта,
Скорбные колокола -
Все утро
Чернеет утро, как вянущий
Цветок. В костях
Моих - покой, расплавляют сердце
Далекие поля.
Они грозят
Меня пропустить в небеса
Без отца и без звезд, в темные воды.
Последние свидетельства позволяют увидеть стихотворения, написанные зимой 1962-63-го, как трагический (язык не повернется назвать его "лирическим") дневник поэта. “Овцы в тумане” были написаны в два приема: начаты в начале декабря 1962 и закончены в конце января 1963 года. Со 2-го января начался снегопад, какого не помнил Лондон, новый ледниковый период, конец времен - но в декабре она еще верила в искупление и очищение, еще надеялась выжить. Последняя, трагическая, строфа была дописана за две недели до смерти. Если захотеть как следует, можно разглядеть за картиной взлета и гибели на пороге "небес без отца ("Отца"?) и без звезд" туманный Дартмур, деревушку под Девоном, и декабрьский пейзаж.
Но в контексте судьбы и творчества С. Платт это стихотворение стало вехой, пометившей нисхождение в смерть, нисхождение с тех человеческих и поэтических высот, которые были взяты в сборнике “Ариэль”. Литературоведческие исследования подтверждают, что мизансцена стихотворения пришла с картины Питера Брейгеля "Пейзаж с падением Икара". Репродукция висела в комнате Сильвии в студенческие годы, а стихотворение Одена (http://www.stihi.ru/2014/04/19/1276) было одним из самых любимых. Строфа о равнодушных небесах, дописанная в дни последней болезни, в разгар депрессии, ознаменовала начало конца: с 28 января по 5 февраля было написано еще 11 стихотворений, последним - "Грань", свидетельствующий о принятом решении покончить с жизнью. Анализировать это стихотворение методами лакановского психоанализа и литературоведения пытались неоднократно. На основе сохранившихся черновиков стихотворения Тед Хьюз написал эссе "Эволюция "Овец в тумане". Это эссе - высший пилотаж литературоведения и последний памятник С. Платт. Строфа о равнодушных небесах, дописанная в дни последней болезни, в разгар депрессии, ознаменовала начало конца: с 28 января по 5 февраля было написано 10 стихотворений, последним - "Грань", свидетельствующее о принятом решении покончить с жизнью. 11 февраля она погибла