Эдгар ПО - ПОэмы

Светлана Герасимова Голова
Души мертвых

Дух одиночество претерпит,

Мысль отсыреет в хладном склепе;

И в страхе мир отпрянет страстный

От тайны рокового часа.


Безмолвствуй же: в уединенье
Уединенья не познать -
Отживших сумрачные тени
Вернуться в этот мир опять.
Вкруг духи мертвых, воля их
Мрачней твоей – так будь же тих.

У ночи сумрачен каприз:
Не смотрят звезды больше вниз
С высоких тронов в Небесах,
Не освещают смертный прах,
Алеют сферы без лучей,
И кажется еще скучней,
Ты как в жару, как в лихорадке,
Навек схватившей мертвой хваткой.

Отныне мыслей не изгнать,
Конца виденьям тщетно ждать;
Их не избыть из головы,
Как не собрать росы с травы.


Бриз – колыханье Божьих риз,
Его дыханье дымкой вниз
Течет, густеет белым нимбом,
И неразгадан его символ.
Туман над кронами повис,
О тайна тайн! О дивный бриз!



Попугай по имени Романс

Романс, поющий в дреме и бессилье,
Главой качая и сложивши крылья,
Среди листвы, что в трепете зеленом, -
Над озером в туманы погруженным.
Что до меня – то пестрый попугай
Стал самой дорогой для сердца птицей,
Учившей меня звукам невзначай -
Я лепетал, чтоб слову научиться,
Когда в бурьянах леса возлежал
И детский глаз мой знанья жадно ждал.

Но вечный Кондор времени стал строг:
Сотряс все Небеса в бездонной выси
Громовым клекотом – и срок истек
Мечты и благодатной мысли –
Для зрящих неба неприкаянный поток.
Но в час отдохновенья крыл
Бывает дух исполнен сил,
И лира торжествует краткий срок,
Чтоб я запретный плод вкусил!
И горек сердцу сладкий сок,
Пока восторг его не окрылил.


Вечерняя Звезда

Лето в зените,
Полночь средь лета
Звезды мерцали
Бледней из-за света
Яркой луны :
Луч плещет в волнах
Сама в небесах,
Планеты в рабах.
Томит в небе зыбком
Хлад лунной улыбки
Холодно, холодно мне.
Саван свой волоком
Вытянет облако.
Я обращусь к тебе,
Вечерней поры Звезда,
Что в гордой дали всегда
Манит лучом к себе.
Сердце пьянит
Гордый твой вид.
Лето течет в зенит.
Я больше утешен
Звездою нездешней,
Чем хладом лунных ланит.


ТАМЕРЛАН


Не утешай, отец, напрасно,
Того, кто безутешней всех.
Нелепо думать, будто властна
Земля простить мне смертный грех –
Мой неземной и гордый смех, -
Я смертен – в смерти нет утех,
Тебе – надежда, мне - огонь,
Страстей умерших смрад и вонь:
Надежда? Боже мой, Надежда –
Святой источник, райский дар.
Не глуп ты, старец, ты невежда –
Тебе ль тушить страстей пожар!


Так знай же – вот секреты духа,
Стыдом смирившего гордыню.
О сердце, ты отнюдь глухо
К призывам славы  мне постылой.
Испепеляя светит слава
На троне – как алмаз лукавый.
И рад мне ад! Но не страданье
Страшит, не адское дыханье -
Но горечь молодых утрат,
И сердца цвет – и сердца ад.
И мертв глас времени и вечно
Гудит в трезвоне бесконечном
Колоколов и в заклинаньях
Пустынных звонов погребальных.
А над бровями цепкой хваткой
Обвился обруч лихорадки.


Я власть насилием упрочил -
А Цезарь не был ли жесток,
Взяв Рим в наследство? Я ль жесточе?
Мой гордый ум с надменным сердцем
Возликовать в триумфе смог,
Хоть человеку дан в наследство.



Меня взрастили почвы гор
И орошал туманный мой -
Таглай - главу ночной росой.
И верил я: крылатых ссор,
Полет пикирующий, грозный
Под каждым волосом свил гнезда.


Затем роса с небес ниспала
(Роились сны порочной ночи)
И адским ядом пропитала
Мой дух. Алели в небе клочья
Знамений облачных. Прозренье
Лилось сквозь веки сновиденьем:
Триумф царя обставлен пышно,
Раскат громовый в трубах слышен
Грозой текущий мне навстречу!
И голос мой, - средь страшной сечи, -
Невинный голос – гулкой речью
Раздался (в счастье быстротечном
Он набухал, став зычным криком).
Победным криком в битве дикой.


На непокрытые вихры
Дождь лился, ну а ветер тяжкий
Слепым, глухим безумством страшным
Увил главу, я ж до поры
Считал, что лавром. Только прах
Возносит ветер с поля битвы,
Свистя на ухо мне про крах
Империй, пленников молитвы,
И свиты ложь, и наглый тон
Злой лести, окружившей трон.


И в этот лютый час несчастья
Страсть властвовать мной овладела
Мечтал я… Но, достигнув власти,
В глубинах сердца – верь, отец, -
Я сохранил Ее – там дева
Жила – еще в ребенке пламя
Зажглось, став ярче наконец.
 (Страсть в молодости правит нами)
Но даже в сердце закаленном
Я слабым был – я был влюбленным.


Но где слова, чтоб рассказать
О власти красоты - пленять!
Попытки вспомнить ее тщетны,
Но дремлет в сердце образ светлый.
Колеблются черты при этом,
Как тени зыбкие под ветром:
Была в хранилище заветном
Страница – первых знаний млеко -
Зрачку блуждавшему заметны
Вдруг стали буквы – смысл их светом
Мечты залит – и смыт навеки.


Она одна любви достойна!
Любви – я был почти младенцем –
И ангелы парили роем,
Завидуя нам; - к раке сердца
Ее – я возложил надежды, -                               
Верь, - ладану они подобны,
Благоухая чистотой
И честью, - ученик прилежный:
Зачем я променял бездонный
Мир веры – на порывы войн?


Как мы, взрослела неприметно
Любовь; блуждая в буераках,
Я защищал ее от ветра;
А солнце расправлялось с мраком.
И даль небес раскрылась ей,
А мне – не небо – свет очей.


Любви учитель – зов сердечный –
И солнца знойное соседство;
Мы юны были и беспечны.
Смеясь над девичьим кокетством,
Я вдруг припал к ее груди
И душу всю излил в слезах –
Ей ясно стало: впереди,
Что ждет и что не нужен страх.
И, чуждая любым укорам,
Она согрела дух мой взором.

Хоть страстно я любви желал,
Страстней боролся с ней – восстал,
Взошел один на горный пик
И смысл гордыни я постиг,
И умер – но в Тебе обрел
Весь мир, все, чем наполнен он
В земле и в небе, среди волн:
И радость, и бездонный стон –
И трепет – новый идеал.
Сны ткались в тусклой суете,               
Еще тусклее мир предстал,
(Лишь тень светилась в пустоте!)
Туманы сбросив, словно крылья.
И мир Тобой смущенно стал
Твое он имя обретал!
Мечта в тебе предстала былью.


Я горд был – страстью опьянен
А ты, отец, смирился духом:
Пастух, я утвердил свой трон
Над полумиром – мой был он,
Про род мой слухи ходят глухо.
Подобно всяческим мечтам,
Моя исчезла, став росой,
И не пришлось живым лучам
Сквозь щели влиться красотой
В минуты, и в часы, и в дни –
Где гасли памяти огни.


А мы взбирались на вершину
Скалы, надменно на долину
Смотревшей и на главы башен
Из глыб камней. Леса, холмы –
Вкруг изб ютился скот домашний,
И всем ручьям внимали мы.


Я с нею говорил о власти
И гордости – но прикровенно,
Чтоб думала она: отчасти
Беседа лишь порыв мгновенный;
Но я читал в ее глазах:
Согласье стало лишь бесспорней.
С румянцем ярким на щеках
Она достойна сесть на троне,
Абсурдно, коль пустынный прах
Сиянье здесь ее схоронит.


Вот я в роскошных одеяньях,
Корона холодит главу –
И не фантазия под вечер
Набросила мне плащ на плечи,
Но люди: в пестром их собранье
Тщеславие подобно льву.
Но я сковал его цепями,
А там в пустыне, меж песками
Вновь гордый мрак, не издыхая,
В его дыханье полыхают.


Теперь взгляни на Самарканд!
Моя столица впрямь царица
Над городами? Каждый рад
Пред ее властью преклониться?
Не всех ли краше на Востоке?
К тому ж смела и одинока!
В ней каждый камень завалящий
Готов стать троном настоящим.
Кто ж господин? – Тимур! – Лишь он
Достоин всенародной славы:
Надменно он взошел на трон
И не по праву в мире правит.


Сулит любовь земная дать
Все, что от неба смеем ждать!
Дух орошается дождями,
Как дол, иссушенный ветрами. –
И бл;гостыня рос бессильно
Пустыню сердца оросила.
О жизнь, в пустыне бездыханной
Под ритмы музыки престранной,
Ты разродилась красотой, –
Прощай! Я овладел Землей.


Орел-надежда воспарил
На фоне неба, но не скал,
В бессилье свисли концы крыл
Взор кроткий путник опускал.
Пылал закат, а солнце гасло,
И сердце грустью сжато властно
У тех, кто взор не отводил
И славу солнца взглядом пил.
Им не любить туман вечерний,
Хоть он прекрасен, слух их верный
Внимает ночи, - звуков тьму
Их дух уловит – но тому
Кто грезил в тьме и взмыть захочет
Уж не летать с опасной ночи.


Луна – да, белая луна –
Сияет в высоте одна
Улыбкой хладной, а лучи
Тусклы – и кажется в ночи
(Ты даже затаил дыханье)
Она вся смерть и умиранье.
А твое детство – солнце летом –
Уныло старится – при этом
Живем изведать, что изведано,
Храним исчезшее бесследно –
Цвет жизни ветер унесет,
А красота умрет – и все.


Домой вернулся – где мой дом?
Исчезнет все – так мир устроен.
А дверь давно покрылась мхом,
Шаг оробелый мой стал скромен.
Чу, - глас за каменной плитой
Той, что была любима мной.
Бросаю вызов аду, спорю:
Очаг зажгу – он гаснет вскоре,
Все тише сердце – глубже горе.


Отец! Я знаю, верю, вижу
Смерть, - ты одна ко мне все ближе,
Идешь из далей благодатных,
Где ложь смешна, - смотри, молчи,
Отец: сквозь щель, что мне привратник,
Оставил, - истина в лучах
Забила – вечности уча.


Так мне ль не верить, что Иблис
На нас капканы ставит близ
Дорог. – Когда в священной роще
Шел к идолу любви, - до нощи
С крыл белоснежных тек в смешенье
Дым ладана и приношений –
Нет чище их и совершенней…
И сквозь и внутрь -храм в щелях весь –
Лучи лились в земную весь,
Пылинке, мушке, хоть мала
Не скрыться от очей орла –
Как и когда тщеславье змеем
На пир невинных прокралось -
Росло, смеялось, став смелее
В клубке любви средь волос?