Ты дом. В тебе тепло. И даже жарко -
по дням, когда ты топишь печь по-русски.
Ты знаешь, я сижу в холодном парке,
пишу к тебе, как на альпийском спуске.
Пишу в тетрадь. Фаланги пальцев мерзнут
и сыплют снегом на мои тетради;
орнамент каждой литеры - морозы,
и каждой филиграни (смеха ради).
Ты улыбнулась. То было приветом
через порог (ты дом - напоминаю).
Да, мы не верим в эти все приметы
(не потому ли примечаться стали?),
но я не Диоген, и ты не бочка
(хотя я полюбил такую участь).
Стань индианкой? С красно-темной точкой
во лбу - с горящим светом, чтоб не мучить
меня. Но ты проспект. Пожалуй, Невский.
Иду. Конца не видно. Нет начала.
И на проспекте выпить даже не с кем -
с одним проспектом... Во-от такую чару.
А на проспекте фонари хмельные,
и аморфизм теней не ищет света,
как было в доме, где все свечи стыли,
осуществляясь, воцаряя где-то
вне дома, если ты не засыпала
(взаимообусловленные вещи).
Но тени рассыпались под опалой -
тем паче, если им прикрыться нечем.
Но даже если нет теней и света,
и ничего, то все же есть морозы.
И пламя свеч, осуществляясь где-то,
осуществляло в нас метаморфозы.
Я человек. И это ничего, что
весь мир над головою и под боком,
и ты. Как звезды. Как созвездье кошки.
Ты Вечность (Сингулярность; Мысль Бога).