Парад планет ушёл одной холодной ниткой в космос,
А дальше нет ни звёзд и ни земли,
Чужие солнца там выбрасывают плазмы космы
В холодной галактической дали.
И вот туда прилунными бессонными ночами
Она летала, глядя в пустоту,
Все семь кругов раздвинув обнажёнными плечами,
В созвездья обращаясь на лету.
Она несла космические вести на планету,
Где оставалось тело и её постель,
А муж её возился с телом этим до рассвета
И плакал: - Брось ты эту канитель!
Но ведь душа крылата, или всё же не крылата?
Она б взяла его с собой, но он – мужик!
К тому же бестолочь, тяжёлый, конопатый,
И к невесомости он не привык.
Он не проникся страстью дармового оккультизма,
Он грубым был, в делах мирских затух,
Он с нею по ночам, увы! страдал от онанизма,
Тут либо тело, либо дух – одно из двух!
Никак не возникало чувство самовспоминанья,
Он был неинтересен для её ума,
Она в мирах иных плыла, а он искал слиянья,
Но он с самим собой, она – с собой сама.
Он тоже захотел умчаться на планету бета
И с инопланетянкой изменить,
Чтоб там, в тиши отдельного как космос кабинета
Свои мечты увидеть во плоти.
Она спала, а он долбил труды Елены Рерих,
Всё прочитал и понял он вполне:
«Подол измерьте, - прошептал он, - и найдёте берег,
И понесёт вас в космос на волне».
Он понял – братья человечества тогда помогут,
Он всё измерил и подол задрал,
Он пробирался тихо, осторожно, понемногу,
Как горец за оленем между скал.
Он понял прелесть оккультизма, магию начала,
Он в космосе душою овладел,
А на земле впервые тело в страсти закричало,
Какое-то одно из потных липких тел.
Она сияла светом неземным, а ранним утром
Сама влеченья подала пример –
Зрачки светились, ноготки мерцали перламутром,
Стонали губы: - Ты мой Люцифер…