Из окружения!

Николай Коновской
СУМРАЧНЫЙ  ПИТЕР

Город ветров,
Царственный кров,
Сердца обитель,
Бронзовый лик, –
Грозен, велик
Сумрачный Питер.

Службы Поста.
В славе восстав, –
Боль и отрада, –
Плещет Невой
Сколок живой
Вышнего Града.

Сад – вертоград!
Здесь: Александр –
Мышцею бранной,
Стук топора,
Воля Петра,
Крест Иоанна.

В злые года
Знали всегда
Русские жены:
Град устоит,
Коль предстоит
Помощь Блаженной!

Горе земли
Превозмогли
Дети блокады.
С нами всегда
Сила Креста,
Отблеск Парада.

……………….

Древних церквей
Монастырей
Светятся главы.
Дышит Невой
Трёхвековой
Холод державы!


КОГДА УМЕР ХОЗЯИН...

...И вот, когда умер Хозяин,
Набежали временщики и падальщики,
В ожидании найти
Спрятанные несметные сокровища.
Нашли:
Две пары стоптанных сапог,
Три кителя,
Патефон и несколько пластинок к нему,
Триста рублей денег –
Всё его накопление и стяжание
За коварно оборванную жизнь.
На страну же,
Лежащую между трёх океанов,
Им сохранённую,
Мгновенно оставшуюся бесхозной,
Не обратили никакого внимания.
.............................
Позже, яко тати в нощи,
Раскопав могилу,
С воинского мундира
Срезали даже золотые пуговицы...


ГДЕ МОЯ УКРАИНА?..

Неотступно, повинно
Клонит голову грусть:
Где моя Украина?..
Где моя Беларусь?..

Русь ли во поле чистом,
Я ль – без рук и без ног,
Вместе ль мы – кровянистый,
Обнажённый комок?

Здравствуй, птица-синица:
Тук да тук о стекло.
Что случилось – приснится
В страшном сне не могло.

На беду ли, погибель,
Отвечай, кто не глух:
В чём наш истинный выбор?
Где наш воинский дух?

Где казацкая лава,
Славы ветреный миг?..
В древней киевской Лавре
Скажет ласковый мних:

Слушай голос небесный,
И ему лишь внимай.
Над кровавою бездной
Есть неведомый край

Убиенных, невинных,
Край, куда я стремлюсь…
Там – твоя Украина.
Там твоя Беларусь.


ПОЭТЫ
Олегу Кочеткову

Воздух ласков, почки клейки,
Одиноко в конуре, –
Значит, можно на скамейке
Покалякать во дворе.

Тут устроиться сумей-ка
Без разборок и понтов –
Друг чтоб был, была скамейка,
Чтобы не было ментов.

И склонились, как над светом
Над есенинской строкой,
Два поэта, да с “приветом”,
Нищ один, и нищ другой.

Клён опавший, дух бродяжий,
Жизнь – была иль не была?
И не грех за это даже,
Ухнув, выпить из горла.

Не иссякли бы истоки
(Живы будем – не помрём).
Спирт разбавленный, жестокий
Заедают сухарём.

Судьбы чарами содвинем
Не за злато, не за страх.
Слово Божие над ними.
А под ними – мгла и прах…

Песни спеты, спирта нету,
Растворились без следа
Два поэта, две кометы,
Залетевшие сюда.


РУССКАЯ ЗВЕЗДА
Памяти Ю. Никонычева

В бою, в волнах ли, за бутылкой –
Везде, во что я ни уткнусь,
Греху мечтательности пылкой
Со всею страстью предаюсь.

О явь развеянных туманов!
О блеск изменчивой судьбы!
Как некогда сказал Иванов:
Ах, если б, кабы да абы.

И все же, мрак и тлен раздвинув,
На грани бдения, всегда
Гляжу – над русскою равниной
Сияет русская звезда.

И странной, чудной силой будит –
Непреходящее? О да!
Все то, чего уже не будет,
Уже не будет никогда.
 

ВЁСКА*

I.
Мавра, Лукерия, Фёкла,
Власий, Силантий, Семён…
Треснули, выбиты стёкла
В рамах забитых окон.
В отблеске долгом заката
Души заброшенных хат
Горестно, подслеповато,
По-стариковски глядят…
Словно бы и мирозданье
В долгой, борьбе
Рухнуло… Но оправданья
Ты не находишь себе.

II. Спрос-предложение

-К ляду её, проволочку:
Знамо, с тебя магарыч:
Вот тебе ключ, и не бочку, –
Деньги! Вселяйся, москвич!

Вижу в «товаре» изъяны:
Срубу пора на погост,
Двор весь репьём да бурьяном
Словно забвеньем зарос.

Вздохом смогли лишь остаться
Чей-то отец здесь и мать…
-Ежели поторговаться,
Могут за триста отдать.**

*(Вёска – деревня, село; белорус.)
**$200 – пенсия моей родственницы


БАНЯ

Хмарь любую раздербанит –
Зол и сух –
Белорусской русской бани
Древний дух!

Не с того ль, что люд учёный
Не терплю,
Больше баньку я «по-чёрному»
Люблю…

Выгребается зола;
Смурны, страшны,
Уж каменья вкруг котла
Раскалены.

А теперь – поболе жизни
Вам и нам! –
И водой кипящей брызни
По камням!

А теперь – как оглашенный –
На полок! –
Если пар уже блаженный
Обволок!

От земли мы все навеки,
От сохи,
Оттого дубовым веником
Секи

Тело, коему отверсты
Ад и рай, –
Не щади, ярись и зверствуй,
Истязай!

А затем его из зноя
Отпусти,
И водою ледяною
Окати!

Знать, Суворова наука
Здесь в чести:
Сапоги продай, но рюмку –
Пропусти!..

Уцелело
дело-бело,
Жизнь – свежа!
Мучил тело,
А очистилась – душа!

Слава те, Господи!


ВСТРЕЧА
Памяти М.Жданова, уроженца Алексеевского
района Белгородской области, погибшего
в боях за освобождение Белоруссии.

Все сдвинулось – прошли века,
Иль жизнь прошла? – и не заметил.
Негаданно-нежданно встретил
В земле неблизкой – земляка.

Могилы братской глубока
И веща память – на рассвете ль,
Закате – над тобою ветер,
Да жизнь, да свет, да облака...

Все сущее – добыча тленья.
Но нет на свете разделенья
Бессмертным душам, что сошлись
На грани вечности бескрайней.

Какой-то в этом отсвет тайный.
Какой-то высший в этом смысл.


*  *  *
Я родился и жил в стране,
Где, как ни бдительно были забетонированы источники,
Всё же невидимо и неисповедимо
Из живоносных почвенных глубин
Пробивались неизъяснимой чистоты воды
К палимым смертной жаждою; где туча,
Годами обещавшая грозу,
Живую, очистительную, – всё же
Глухою стороной прошла; где дом,
Готовый бы, совсем казалось, рухнуть,
Какие-то ещё держали скрепы;
Где хлеб – был хлеб, а род был – род; где власть
Не значила ещё обогащенье,
Где не взбрело бы в голову – распутство,
И срам, и блуд – вслух называть любовью,
И высшей ратной доблестью – бесчестье
(О, стыд не дым!). Тогда и на ночлег
Могли пустить средь ночи человека...

«И что?» – раздумью моему в ответ
Пожмут плечами лишь в недоуменье...


ЗАБИТОЕ ОКНО

Темно, не искрится на свет
Прогорклое вино.
Уж сколько дней, а может лет
Поэт писал окно.

Ютится на краю села,
Свидетель многих драм,
С разбитым отблеском стекла
И дребезжаньем рам.

Ушли, растаяли года,
Как марево пустынь...
Крест-накрест – словно навсегда
Забита чья-то жизнь.

Легка, удачлива рука.
И мудрость при тебе.
А всё ж нейдёт к строке строка,
Судьба нейдёт к судьбе.

Зима. Вечерние огни.
Забитое окно...
Прости, взыскательный, взгляни –
Быть может, вот оно?


КРУШЕНИЕ

По историческим плыли, державным волнам,
Венчаны славой.
Сколько же было судьбою всем вверено нам,
Господи правый!

Властно прочерченный, ни перед кем не дрожал
Курс корабельный.
Всюду – под нам , да и перед нами лежал
Мир беспредельный.

Знали, что истина – на исчезающем дне,
Море – по пояс.
Жили – о прошлом и о наступающем дне
Не беспокоясь.

Пары кружились, ласкали взыскательный слух
Залпы и рифмы.
Вот он и брег вожделенный! – когда бы не вдруг
Тайные рифы...

Холод сомкнувшийся. Трюм, безнадёжно – пустой.
Небыли – были.
Плыли за призраком, жили, как дети мечтой...
Вот и приплыли.


РУССКОЕ

Минус и плюс... Подведенье баланса.
Нету у нас ни единого шанса.

Горы раздарены, пропиты реки.
Ах, мы безмозглые всечеловеки!

Может, пригрезилось, спьяну приснилось?
Может, само по себе получилось?

«Ухнем, дубинушка!», «Эх, без креста!» –
Всё нищета, простота, пустота,

В поле заснеженном сумрак и вой...
Нет никого у нас, нет ничего.

Нет у нас пороха, нет и свинца,
Нет ни единого в поле бойца.

Только родная, блаженная речь.
Только желанье всё дочиста сжечь.

Только кабак, да этап, да острог.
Только безмолвно взирающий Бог.

Только святая, бездонная месть...
Вот и выходит, что всё у нас есть.


БЫЛ...

В его стихах был некий пыл,
Задорный полусвет.
Он был рубахой-парнем. Был
И неплохой поэт.

Пока, вне правил и систем,
Творили бесы бал,
Он, что принадлежало всем,
К своим рукам прибрал.

О, мастер резать не шутя
Подмётки на лету!
И я, завидевши тебя,
Подальше отойду.

Ещё не грянула гроза.
Не разломилась твердь.
А всё ж Рубцову там в глаза
Придётся поглядеть...

И неминуемому внять
Пора бы... ни гу-гу.
Всё понимаю. Но подать
Руки я не могу.


ДАВНЕЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Жаль, подмога не пришла...
Б. Г.

Полночь. Конец века.
В своей пустынной
Онемелой квартире,
За тридевять земель слышу,
Как в землю преданной Сербии
Мировой гробовщик
Вколачивает бомбы
Как последние гвозди
В гроб
Моей последней
Обманувшей надежды...


ОТВЕТ

Найти бы хоть в горе, хоть в искреннем вздоре
Спасения нить.
Но годы проходят, а русское море
Штормит и штормит.

Холёною сытостью благоухают –
А что им не жить –
По миру порхают, а нам предлагают:
Давайте дружить.

Одна у вас дума: побольше украсть бы,
А после – свалить...
У нас панихида, у вас – сучья свадьба.
О чём говорить?


*  *  *
Пнулись-пнулись – и наткнулись:
Нет дороги, нет страны.
Лоханулись, оглянулись –
Никому мы не нужны.

Нету сил кружиться боле:
Слабый, смертный – ты один.
Где, в каком он чистом поле
Колокольчик дин-дин-дин?

Как бездомные, блукаем,
Умираем, не скорбя.
Иногда и развлекаем
Вдохновением себя.


ЧУВСТВО, ПРИШЕДШЕЕ ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ,
ВО ВРЕМЯ ПРОГУЛКИ

…Россия, бедная моя Россия,
Как часто мне,
Желчному, угрюмому,
Едва влачащему свои дни отщепенцу,
Всё потерявшему,
Ни на что не надеющемуся
Напоминаешь ты
Усталого, сработавшегося,
Смертельно больного человека,
Не желающего
Самому себе
Выздоровления...


«АНГЛЕТЕР»
«И не бойтесь убивающих тело,
Души же не могущих убить.»
От Матфея, 10-28

I
Ночь глухая.
Без просвета
Дума: быть или не быть.
Что же – можете поэта
Беззащитного убить.

С Богом данною ли жизнью,
Уходящей в небеса
Сладите вы? – с вечной синью,
Иссосавшею глаза?
II
Вам, не призванным к ответу,
Жить кому и не тужить, –
Как хотелось бы на жертву
Грех убийц переложить.

Но и вы, в слезливой дрожи
Павшие пред прахом ниц,
Рабски мыслящие, – тоже
Соучастники убийц.


ВАСИЛИЙ БЕЛОВ

Помнится, Бунин где-то (не помню где)
Описывал, как при встрече с Толстым,
Которому всю жизнь поклонялся,
У него возникло желание
Поцеловать руку, коей написаны
Страницы "Войны и мира".

...Ныне, перечитывая уже покойного
Василия Ивановича Белова,
Певца истончающегося русского света,
При чтении
Некоторых его страниц
Возникает схожее ощущение.


ПОНИМАНИЕ

Чем долее живу, тем обострённей
Своим звериным, внутренним чутьём,
Бесчувственного отвергаясь круга,
Я чувствую несчастье малых сих:
Пичуг небесных, яростной зимой
Приговорённых к смерти; в колесе
Забот вседневных мечущихся белок,
Вертлявых хлопотуний, их одних,
Доверье к человеческой руке
Ещё не потерявших; стай собак,
Живущих во дворах товарных станций
Нечаянным и редким подаяньем
Как род людской, грехолюбивый; сук,
Голодных и чадолюбивых сук,
Своих детей смиренно отдающих
На гибель неминучую, в глаза
Убийц детей так преданно глядящих;
Да я и сам; коль вправду, без лукавства,
Подобье человечье Серой Шейки,
Смертельный чую, беспредельный хлад,
И говорю, в грядущий рок вперяясь:
«Ужель река, и небо над рекой,
И всё, что есть живого в них – замёрзнет?»


ЖУРНАЛЬНЫЕ ТИРАЖИ

Сбили несмысленных с толку
Призраки и миражи.
За демократию – толпы.
За миллион – тиражи.

Век беснования прожит.
Время умерило раж:
Пять или десять, быть может,
Тысяч – реальный тираж.


ЗНАКИ

…Когда ж возмездье не пришло,
И мир, как свиток, не свернулся –
В гробу Иуда тяжело,
Наверно, перевернулся.

Что ж! – продано всё… Плачь – не плачь.
Но как бывали все речисты:
Плешивый, меченый, горбач,
Горбатый, трезвенник пятнистый.

И не нашёлся – пьян иль глуп –
Не слушавший пустые враки,
Кто опустил бы ледоруб
На эти проклятые знаки.


2014

Под чужеродною властью
В лютые эти года
Стали своими ненастья,
Стала своею беда.

Сердца саднящая рана:
Свет сквозь сгустившийся мрак
Блещет пугливо-обманно,
А не пробьётся никак.

Где же ты, вечное небо,
Колоколов перезвон?..
Быль погружается в небыль,
Явь погружается в сон.

Русский распавшийся атом.
Холод, объемлющий Крым…
С этим клокочущим адом
Так и живём, как с родным.



ЛЁТЧИК-ИСТРЕБИТЕЛЬ
В.Н.Скичко

…Вдруг вспомнился один немолодой
Военный лётчик, лётчик-истребитель,
«Печали и унынья истребитель», –
Так в шутку называл его, и он
Охотно принимал её, и мы
Дни проводили в долгих разговорах,
Под говор волн, в начале октября,
Когда пустеет берег черноморский.

Он в Туле жил, а может быть, в Орле, –
За давностью теперь уж не упомнить, –
Как не упомнить мне, где я живу –
В далёком прошлом, в тщетности борьбы
С неумолимым и железным роком,
Неотвратимым, как предначертанье;
Иль на задворках, рухнувшей в мгновенье,
Приснившейся, как смутный сон, державы…
Но он был твёрд всегда, и только смерть
Жены и сына были для него
Непреходящей, хоть сокрытой, болью…

И сокровенным светом.
А когда
Из побуждений лучших всё ж ему
Жизнь предлагали заново устроить,
То – «я не разведён», – добра желавшим,
Его ответ был.

В Туле иль в Орле,
В юдоли сей,
Иль в лучшем из миров;
Всё так же твёрд
Или несчастьем сбит, –
Кто достоверно скажет:
Где он ныне?


ТРИ ВОКЗАЛА

... Людской бессмысленный поток –
И есть звезда, что так мерцала
Приманчиво? Витает рок
Над мглой Казанского вокзала.

Любовь продажная у ног,
Бомжи, охрипший зазывала.
И вдруг – нацеленный клинок,
Чья сталь немало растерзала.

Случайный и напрасный дар –
Жизнь – молвил некто, – зыбкий пар
Всё длится, и себе не рада...

Где хлам нагроможденных тар –
Очнулся, и отвел удар
Усильем ледяного взгляда.


* * *
... А может статься,
Никакой тайны у неё
От века не было и нет,
И когда наступили времена и сроки,
Умертвили её не дрогнувши,
Как хозяин бесстрастный
Для убийства отточенным клинком
Свою покорную
И несмысленную жертву?


ОТСТУПЛЕНИЕ

Все предали. Всё продано. Ни сна,
Ни забытья, ни смысла отступленья
Всё не найду никак ни в чём – ни в том,
Чему служил и жертвовал чему
Годами тишины и исступленья,
Ни в тверди зла, ни в вековом пространстве
Ушедшем из-под ног в мгновенье ока,
Ни в женской искушающей душе,
Покорной и податливой, и всё же
Оставшейся непознанно-чужою,
Ни в давнем том, кого духовным братом
Всегда считал, кто на распутье века
Змею коварства подал вместо хлеба -
Нет никого и ничего, и ветер,
Угрюмый ветер смерти и забвенья
Подъемлет прах над мёртвым пепелищем...


…То мир, то свет, то средостенье Сущий
Отеческой рукой меж нами выжег.
То ревность о душе моей Господня.


ВОЗРОЖДЕНИЕ
(Рассказ попутчика)

«...Неплохо раньше жили. Наш район
При прежней власти, ну, при коммунистах,
Стройтрест имел и молокозавод,
Хлебозавод, химмаш, сельмаш и даже
Завод кроватный, чтобы было чем
Народу заниматься ночью и
Плодилось населенье, и тюрьма
Имелась на окраине, – ну, всё
Чтоб было как у всех людей. Тогда
В колхозах, при "совке", клочка земли
Вам было не найти непаханой, теперь
Как будто бы Мамай везде прошёл, народ
Изверился и выродился. Те,
Что не пропили ум ещё, с сумой
Батраческой пошли по белу свету,
А остальным и срам прикрыть-то нечем.
Одна тюрьма осталась здесь в районе,
Да для начальства офисы – увидишь,
Как будешь проезжать, ещё забыл
Сказать – построили две церкви,
Стоят пустые».
Плакать ли?.. Смеяться?..


БОСОТА
А.Р.

Коварный оборот медали:
Творил он в честь своей земли, –
Его ж законом растоптали
И чуть в могилу не свели.

Ликует злобная босота:
Он наш  теперь, такой-сякой!..
Зияют новые высоты
Бессмертной низости людской.


УТЕШЕНИЕ

Человеческой глуши
Давняя отрада:
Ни одной родной души,
Ни живого взгляда.

Зри безумный хоровод,
Утешайся малым,
Как в Париже, помнишь, тот –
Эмигрантским балом…

Долгий, жуткий волчий вой.
Сон лишь на рассвете.
Успокойся, ничего –
Можно жить и этим:

Безнадёжною страной,
Полевою голью,
Тяжкой, мрачной, ледяной
Безраздельной болью.


«РАДЕТЕЛИ»

Бьются, экранные, с пеной у рта
Рыцари всяких подделок.
В самом-то деле, одна их беда:
Бисер сворованный мелок.

Лезет из кожи воинственный плут,
Чуждый что Ване, что Мойше.
Дай ты им волю – Россию зальют
Кровью чужой, не поморщась.

Морок и тля, ни хозяин, ни гость –
Бдит, озираясь пугливо…
«Раб вековечный» и «чёрная кость»
Их сторонится брезгливо.


ОБИДЧИВОСТЬ

О времена больные! Так слабы,
Обидчиво-пугливы стали люди!

Вот и один из «пастырей духовных»,
Поэт, скажу, как есть, весьма неважный,
В ответ на деловой и беспристрастный
Разбор своих надуманных «творений»,
Вдруг прекратил общенье со своим,
Кромсающим привычно правду-матку
И целящим не в бровь, а в глаз –
Зоилом…

«Попробуй тронуть пальцем их, – они, –
Живьём сдирают кожу с нас, – тотчас
Все завопят…»
О времена, о «стадо»!

Ужели так во времена больные
Обидчивы, ничтожны стали люди?


ЭТОТ  МИР…

Чёрным вороном кружит,
Жаждет повелевать
Этот мир, в коем, друже,
Нам пришлось доживать,

Где полслова о мести
Не проронят уста,
Где бесчестие – чести
Занимает места.


СОБРАТЬЯ

Не простираю объятья,
Не доверяю словам…
Было, признаться, собратья,
В жизни завидовал вам,

Детям двужильной деревни,
Окоченевшей в нужде,
Вашей живучести древней,
Скудости и простоте.

Надо – «идущим на дело»,
Надо – умевшим «косить»,
Могущим пить, что горело
И рукавом закусить,

Но не идти на попятный
И не умевшим просить,
Надо – катать, что квадратно,
И что округло – носить.

Беды, которых навалом,
Лезут то в дверь, то в окно, –
Нам, как в присловье, татарам
По «барабану» давно.

…С вами я, братцы, глотавший
Горький отечества дым,
Но почему-то не ставший,
Как ни пытался, своим,

Шествую к бездне отверстой
В окаменевшей тиши, –
Кол нам бесчисленных бедствий
На голове хоть теши!


ЗАПУСТЕНИЕ

Жизни детской терема,
Памяти провалы…
Пусто. Брошены  дома.
Всё позарастало.

Снится словно тяжело
Долгий сон тетерям.
Стены, крыши оплело
Невесёлым хмелем.

Лес, луга и берега –
Всё забвеньем стало, –
Где хозяина нога
Вечность не ступала.

Наклонился головой:
Там, где было солнце, –
Леденящий, неживой
Мрак на дне колодца.

Что-то – вспять возвращена, –
Тщетно память ищет
Здесь, где тень и тишина
И покой кладбища.

Полусгнившие плетни
Сторожат разруху.
Ветер, кажется, дохни –
Мирозданье рухнет.

Убаюкивай, разор,
Сердце болью стисни…
Запустенье. Приговор.
Обнажённость жизни.


ГОЛОСА  ВРЕМЕНИ
(Власть, подмена, предательство, расчеловечивание)
“Свой же бьёт бездумно и жестоко
И больней от этого вдвойне”
Сергей Гончаров

I
“Война – это мир, мир – это война.
Свобода – это рабство; незнание – это сила”;
“Все животные равны, но некоторые
Равнее других”;
“Старший Брат смотрит на тебя”;
“Не верь, не бойся, не проси”;
“Это твои проблемы”;
“Ты сдохни сегодня, а сдохну завтра”;
“Сольют – не сольют?”
Какие-то цитаты,
Обрывки каких-то затверженных истин,
Как птицы, вспугнутые канонадой Донбасса,
Начинают своё бесконечное кружение
В твоём уставшем бессильном мозгу…

II
“…а мы вас туда не посылали”, –
Кто это? –
А это власть, “по наивности” спутавшая себя
Со страной и Родиной,
Выжигающая в людских душах остатки
Христианского сострадания,
Давно уже для себя решившая
Сменить государственные знамёна
На западные гуманитарные портянки,
Брезгливо указывает на дверь
Искалеченным и потому ставшим
Никому не нужным “афганцам”,
Выполнявшим “свой интернациональный долг”…
То же самое потом случится и с “чеченцами”.

III
“Цель власти – это власть”;
“Самый быстрый способ окончить войну –
Это её проиграть”;
“Во время всеобщей лжи говорить правду –
Это экстремизм”…

IV
“Это твои проблемы”, – снова скажет она,
Возвращая отцу искалеченного,
Не понимающего, как можно “откосить” от армии, сына,
До полусмерти, в госпитале (!)
Забитого сапогами старослужащих…
“Это – твой крест, это – твои проблемы,
Я – верной дорогой ведущая вас к коммунизму,
Неустанно проявляющая о всех вас заботу, –
Здесь вообще ни при чём”.

V
Хвала Сергею Гончарову,
Переплавившему чёрную боль своей трагедии
В поэтическое золото строк,
Но сколько же их, изувеченных властью,
Ушло в мир иной,
Не проронив и слова…
Ещё страшнее судьба Алексея Шадринова (1973-1992),
Поэта, погибшего в армии,
Так же ставшего
Жертвой дедовщины.
(Книга стихотворений “Далёкий плач”
Выйдет посмертно в 1994 году)…
Откуда в нас это зверство?

VI
Прошла четверть века. И что же?
Нет давно ни страны, ни власти,
“Слившей” страну.
(О себе – любимой – она-то успела подсуетиться!)
Что осталось в “сухом остатке”? –
Призывы к нищему народу “выжить”,
Воровство, коррупция, пустобрёхство,
Разговоры – не на пустом месте – о развале России…

VII
…Как вдруг, неожиданно для всех…
“Мы всегда будем защищать
Этнических русских на Украине…
Пусть они, украинские войска,
Только попробуют стрелять
В своих женщин и детей…”
Поверила, поднялась Новороссия,
Не чуя чудовищной – вольной или невольной –
Провокации,
Умылась кровью своих женщин и детей,
Покрылась прахом и пеплом развалин.

VIII
“Минские переговоры”, Кучма, Зурабов, Меркель, Псаки.
“Закружились бесы разны”,
Уводя от законного возмездия убийц.
“Отвести тяжёлое вооружение”.

IX
Отвели – только ополченцы! – тяжёлое вооружение.
Крови, однако, меньше не стало.
“Готовьтесь к земле”, – оговорка ли
Внешне недалёкого человека!

X
А вот уже и мордовских олимпийских чемпионов,
Добывавших для своей страны славу,
Обвинённых Западом в употреблении допинга,
“Слили”, как это у них и водится,
Словно бы и не ведая,
Что нынешний спорт высших достижений
Без “химии” уже невозможен.
В защиту – ни слова, ни полслова, ни гу-гу.
Расходный материал – что о нём печалиться?

XI
“Наши западные партнёры”,
“Толерантность”, “права сексуальных меньшинств”,
“Инновационное развитие России”.

XII
“Это твои проблемы”;
“Мы вас туда не посылали”;
“Партия жуликов и воров”;
“Все животные равны…”;
“Необходимо начать процесс мирного урегулирования
С участием США”;
“Единожды солгав, кто тебе поверит?”
“Далее – везде…”

XIII
Порой уже кажется, что это не на плечи кидается,
А на самом горле России
Смыкает свои клыки
Век-волкодав.

XIV
Но надо жить.
25-26.01.15


ИЗ ОКРУЖЕНИЯ!

В шаге лишь – от пораженья,
Даже оставшись вдвоём,
Вырвемся из окруженья
Под перекрёстным огнём…

Небо предстанет пред взором,
Солнце бессмертное, – и
Русским промозглым простором
Раны залижем свои.


РУССКИЙ  ОКЕАН

Буквально на наших глазах
Русский Океан
Превращается в пересыхающее море.
Море затем
Постепенно превратится
В неприметную стороннему глазу
Речку.
Малая, неприметная чуждому глазу
Речушка,
Выбиваясь из последних сил,
В кровь разбиваясь на камнях преткновений,
Снова и неизбежно впадёт
В бесконечный необозримый океан
Милосердного Царствия Божия…


РУССКИЕ  ПТИЦЫ

Мечутся птицы в пространстве,
В небе холодном,
Там, где было недавно гнездо,
Надрывают душу
Своим безумным
Пронзительным плачем,
Жалуются друг другу
На чудовищную непоправимость
Случившегося,
Пронзая – до черноты сгустившийся простор –
Своими безнадёжными мольбами
О сострадании…

О бедные, бедные птицы!

Молчит бездонное небо,
Безмолвна земная безбрежность,
Отстранённы нелюдимые люди:
Нет никому до вас дела!

Вы – Рубцов, Передреев, Лапшин,
Ступин, Анищенко… – разве всех перечислишь! –
Призрачные, размытые временем
Птицы великой словесности, –
То приближаясь до упора в мгновении,
То растворяясь в неосязаемой вечности,
Всё кружите и кружите, безутешные,
Над разорённым русским гнездом…


БРАТЬЯ-ПОЭТЫ…

…И всё ж, наконец, они канули
В далёкое теперь уже прошлое
Те давние, невозвратимые времена
«Духовного голода»…

Молитвослов, жития, требники,
Патерики, наставления, проповеди –
Всё есть на полках,
Молись, друг, читай – не хочу!

Однако же, братья мои поэты,
Странно как-то мы молимся:
Всё кое-как, побыстрей,
Через пень да через колоду,
Не давая себе ни малейшей заботы
Вдуматься в прочитанное,
Будто сам сатана
Со своим бесчисленным воинством
Гонит и гонит нас в спину,
Велит поскорее закончить своё,
Вполне уже набившее оскомину,
Молитвенное правило.

Ну, а как бы его
Следовало читать?

А читать бы его следовало так,
Как читаем мы свои, только что
Изданные  –
В электронном,
А ещё лучше –
Бумажном варианте
Стихотворении,
Упиваясь даже
Самим их внешним видом,
Звучанием каждой строфы их и буквы,
Всем своим умом
И всем своим сердцем,
Всем своим ставшим неожиданно
Существом бестелесным;
Возносясь в занебесные выси,
Забывая весь мир
И всё, что есть в этом бреном,
Восхищённом нашим творением
Мире.


НА МОТИВ ПОЭТА  N

Сада медленный мотив.
Вариации мотива…
Невозможный примитив,
Примитивней примитива.

Катит дальняя река
Воды медленно и плавно.
Жизнь, по-вашему, – легка,
Утешительно-забавна.

В отворённое окно
Льётся летняя прохлада…
Пусто, – как и быть должно…
Может, так оно и надо.


НА ЭСКАЛАТОРЕ ВОКЗАЛА

Бездушным потоком влекомо,
Вверх по эскалатору, – вниз –
Знакомо плывёт незнакомых
Бессчётное множество лиц…

Стремится народ неустанный,
Грохочет бессонный транзит…
Но болью какою-то странной
И горькою – сердце пронзит

О том, что, калеча, – не лечит
Нас время, что годы – вода,
Что встреченных этих –  не встречу,
Не встречу уже никогда…


ВОСХОЖДЕНИЕ
Памяти защитников Дома Советов

Чернее распаханной пашни
Осеннее небо - над ней...
Тех дней не бывало- ужасней,
И, верно, не будет - черней.

Стоят изваянием люди,
Глядит отрешённо Творец
На гибнущий в танковом гуде,
В огонь превращённый Дворец.

Под залпы безжалостных пушек,
Октябрьским недвижимым днём,
Восходят к Создателю души,-
Очищены смертным огнём.

Пространство сгустившейся боли.
Судеб перемолотых хруст.
"Се- дом ваш на иродов волю
Теперь оставляется, пуст"...

Из мира распада и тленья,
Под жерл орудийных оскал,
Последних- достойных спасенья-
Господь среди ада взыскал.


НОЯБРЬСКИЙ ПРУД В МАЛОМ ГОЛУБИНО

Глядя, как поздней осенью
На городском замерзающем пруду
Сердобольные старушки
Кормят диких оголодавших уток,
Не улетевших за море в тёплые края;
Глядя на эти, –
Вокруг вырываемых друг у друга крошек,–
Птичий ор, драку и толчею,
Испытываешь подступающее к сердцу
Непонятное чувство.

Что, что мне это так знакомо
И жестоко напоминает?

Выше подняв воротник,
Ёжась на леденящем ветру,
С отчётливым чувством
Непонятно откуда взявшегося
Жестокого стыда, –
Отвожу глаза,
Ухожу по извилистой
Обледеневшей дороге.

…Так, люди ль – мы?


ДЬЯВОЛУ ХВАЛА…

Дивны облаков отроги.
Чуден моря гул.
Брошен публике под ноги
К бухте – терренкур.

Этой местности приветной
Был бы только рад,
Если бы не повсеместный
Мат да перемат.

Солнце тихое садится…
На запал горазд,
Стар безбожно матерится,
Матерится млад.

Хмелем сатанинским бродит –
Тем-то им мила, –
Из смердящих уст исходит
Дьяволу хвала…

Ночь, сменяющая вечер,
Гасит шум и смех…
Как же нас расчеловечил
Безобразный век!

Глянешь: вот они, для «глянца»
Годные, – ей-ей! –
Ходят люди, не стыдятся
Наготы своей.


СОНЕТ ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ

Корабль российский вновь разбит
В щепу - изменой и безвольем.
Всё кончено... И он глядит
В грядущее с застывшей болью.

А, может, неотступно зрит
За обнажившейся юдолью
Невысказанность, что хранит
В себе сибирское раздолье...

И кто он- русский человек
И мир его- под страшный век
Попавший - как под горный камень,-

Каких-то двадцать лет спустя
Увидит малое дитя,
Лицо закрывшее руками.


ПРОСМАТРИВАЯ КНИЖЕЧКУ СТИХОВ…
Памяти о. Николая Мельникова

Просматривая книжечку стихов
Почившего священника-поэта,
Чья прибранная скромная могила
Была обретена однажды мною
На кладбище, морским ветрам открытом,
Вознёсшимся над одинокой бездной,
Служившая источником раздумий
Над смертью и над милосердьем Божьим
В дни пребыванья моего в Анапе, –
Потом, уже в самом конце изданья,
Нашёл пример, немало поразивший,
Изложенный сухою дневниковой,
Простою прозой, вот он в пересказе:
«Вчера я видел женщину; она,
Имевшая когда-то дивный голос,
Всей чистой жизнью воспевала Бога,
Привитая в Его священном храме.
А ныне до чего дошла! На Пасху
Едва лишь освятит кулич, а жизнью
Постыдною живёт и беззаконной,
Безудержному предаваясь пьянству.
При взгляде на неё нельзя не вспомнить
Библейские слова о том, что Божий
Не обитает дух в подобных людях,
Поскольку плотью сделались; и вот
Несчастная в паденья бездну, может,
Спускалась незаметно для себя,
Ступенька на ступеньку»…

О душе
Не о моей ли окаянной – это?


ВИДЕНИЕ НА «ВОЙКОВСКОЙ»

…И ты с душою просветлённой
Стоишь, заслышав из веков,
Как к Господу возносят звоны
Свои – все сорок сороков.

Гудят подземные составы,
Плывут – порожние – в отстой.
Но светятся кресты и главы
Церквей, и воздух сам святой.

Грядут на площади столицы
Пророческие времена, –
Где именем цареубийцы
Земная плоть осквернена…


 «АНГЛЕТЕР»
Всем, обвиняющим Есенина в самоубийстве

Ночь глухая. Без ответа
Дума: быть или не быть…
Что же – можете поэта,
Беззащитного – убить.

Ну, а что вам делать с жизнью,
Уходящей в небеса?
С обретённой в муках синью,
Отверзающей глаза?

…Их, клевещущих, ничтожных,
В жизни той и в жизни сей,
Помяни пред ликом Божьим,
Русский мученик, Сергей.


МИРОМ

Существует древний,
Благочестивый православный обычай
Пожертвования
На строящиеся храмы:
Покупка своего, «именного» кирпичика,
Который встанет затем –
Плечо к плечу с другими –
В стену нового строящегося храма.

Так, миром, и возводится из руин
Историческая Россия;
Так, миром, –
Как покаянием очищенные души, –
И возводятся на Руси светозарные храмы, –
Скажем, к примеру,

Храм Покрова Пресвятой Богородицы
В Ясеневе.


ВБЛИЗИ ЧЕРТЫ НЕБЫТИЯ

Вблизи черты небытия,
Все расточивши силы,
Застыла Родина моя –
Закланная Россия.

Поля, в которых ни души,
Столиц немые зданья –
Неужто только миражи
Болящего сознанья?

Зовёшь ли… –  тщетно звать людей, –
Никто и не услышит
В стране, где камень площадей
Холодным роком дышит.

Куда ж – на запад иль восток
Впотьмах ведёт дорога?
Глядит в глаза твои, жесток,
Сей мир, где нету Бога.

…И в памяти, живой едва,
В невыносимой нови,
Всплывут забытые слова:
«Не тщись… Не остановишь».


КРОВАВОЕ «ОКТЯБРЬСКОЕ ПОЛЕ»
(предостережение)

Мне снится сон небытия:
Едва восстав из пепла, –
Ты сникла, Родина моя,
Оглохла и ослепла.

Всё будто бы окутал мрак,
И сколько ты ни множишь
Усилия,– кто друг, кто враг –
Их различить не можешь.

Льёшь примирительный елей,
Но кротость не спасает,
И враг – отрезанной твоей –
Главою потрясает!


КРОТКИЙ НЕЗЛОБИВЫЙ БРАТ

Мысленно ворогу сдавшись до битвы,
Чуя пронзающий хлад, –
Тщетные к небу возносишь молитвы,
Кроткий незлобивый брат.

Думаешь, неотвратимое  – минет…
Нет же, – тебе говорю:
Землю отнимут твою, и отнимут
Храмы… И душу твою.


ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

С судьбой, как с оборванной песней,
С обугленной русской душой
Шагнул в долгожданную бездну, –
Где вряд ли ему хорошо.

И славно: не слушает вести,
И счастлив: не мучает взор
Паденье державы в бесчестье,
В неслыханный ране позор.

Он чувствовал близость распада,
Знал, что впереди – ничего…
Молитвами тысяч из ада
Неужто не вырвать его?


РУСАК, БЕССРЕБРЕНИК, ПРОСТАК…

Русак, бессребреник, простак,
Заверченный времён рекою,
Поэт стихи читает, в такт
Жестикулируя рукою.

И кто-то, чья душа глуха,
Подумает: мели, Емеля!..
А я, ещё и в смысл стиха
Не вникнув, почему-то верю

Земли неброским образам, –
Руси, встающей из забвенья,
И ритму верным – трём перстам,
Им сложенным – как для знаменья…


БЛИЗ ЦЕРКОВНЫХ ВРАТ

1
Привычною дорогой, мимо храма
С работы, на работу ли иду
С толпой
Друг друга молча проходящих,
Гляжу на них –
На знаемых давно,
На знаемых недавно и не очень,
На встречных-поперечных,
Тех, кому я сам
Такой же встречный-поперечный;
Вижу
Их, каждый день туда или сюда
С бессмысленными лицами спешащих,
Уткнувшихся в айфоны,
На ходу
Жующих что-то;
Близ церковных врат
Лбы не крестящих, –
Где там: время – деньги
К тому же мир наживы и забвенья,
Плотского растворённого соблазна
«Лишь раз живём!», –
Согласным говорит, –
«Гуляй, душа, жизнь – призрак,
Всё пройдёт,
А потому
И веселись, и празднуй!»
2
Готов признать:
Счастливые вы люди, –
Вам ни запретов, ни ограничений,
Ни долгих служб церковных;
Ни к чему
Вам разговоры о грядущей жизни,
О гибели вне Бога и вне храма;
Для вас слова пустые,
Что «Кому
Не мать есть церковь, –
Не отец – и Бог!»
Всё –  труд пустой:
Они тебя не слышат,
И слушать совершенно не желают.
У них один есть железобетонный
Ответ на всё:
«Бог у меня в душе.»
3
И мысль кольнёт:
А не дурак ли я,
Гордыней облапошенный безумец,
Горенье потерявший неофит, –
Собранья аскетических творений
Когда-то прочитавший, подражать
(И смех, и грех!) святым отцам дерзавший,
Но к дивному и чудному их свету
На йоту не приблизившийся;
Грех,
Один лишь грех,
Достойный бездны адской, –
Свернувшийся змеёй, –
В себе узревший…
4
Ну, а ты один
Иди своей дорогою
И ум
Свой собери рассеянный;
Налево –
Направо ли
Свой взор не обращай, –
Но только лишь в себя,
И вспоминай
Пустынника-отца, по послушанью
Пришедшего однажды в многолюдный
Огромный город,
И ни человека
На улицах его и площадях,
Запруженных многоязыким людом,
Не видевшего…

Бог судья нам всем.


УТРЕННИЙ МЕГАПОЛИС

…Коль с вечностью не разминуться,
И если бессмертна душа, –
Зачем эти толпы мятутся?
Куда эти люди спешат?..

Последнюю новость сорока
Едва принесёт на хвосте, –
И день обнажится жестокий
В бесплодной своей наготе.


БАЛАКЛАВА

Всё переменится. Вспомни же, росс,
Мощь преисподней –
Базу в скалистой твердыни Таврос
Лодок подводных,

Уничтожающий огненный свет
Ядерной лавы –
Ворогу, если зарвётся, – «привет»
Из Балаклавы!

Гладь потаённая. Всё в ней – добро,
Вечность и мера.
Зря ли места сии зрело перо
Старца Гомера?..

Мощные своды – в забвенья пыли,
Брошены штольни.
Пусть – даже лодки куда-то ушли –
Дух наш не сломлен.

Не приведенье и мертвенный прах,
Рыхлая масса, –
Твердью, сокрытою в этих горах,
Дух наш остался.

Как ни беснуется вражия рать,
Оберегаем
Свыше – объект 825
Неубиваем…

Кружит над бухтою, радость лия,
Вещая птица…
Всё возвратится на круги своя.
Всё возвратится!


ПАМЯТНИК ЗАТОПЛЕННЫМ КОРАБЛЯМ В СЕВАСТОПОЛЕ*

В России, на одной из скал,
Есть восьмигранный пьедестал
С вознёсшейся колонной.
Владыка сущего досель, –
Орёл, – взлетев на капитель,
Хранит морское лоно.

Парящий над пучиной зол
Двуглавый царственный орёл
Величием отмечен.
Он, коего трепещет ад,
Когтящий мировой распад,
Короною увенчан.

Тяжка, тягуче-солона,
Здесь в воздухе растворена
России боль и слава.
Грядущего туманен брег,
Но в клювах у орла навек
Венок из листьев лавра.

…………………………….................

«Пилад»… «Сизополь»… «Гавриил»…
«Мессемврия»… «Селафаил»…
О, эта бесконечность
Защитников родной земли,
Что не в морскую глубь ушли,
А в воинскую вечность!

*Монумент (автор проекта А. Г. Адамсон, архитектор В. А.Фельдман) сооружён в 1905г к 50-летию Первой обороны Севастополя, во время которой были затоплены русские парусные корабли с тем, чтобы, по словам адмирала П. С. Нахимова, заградить вход неприятельским судам на рейд и тем самым спасти Севастополь.


БРАТСКОЕ КЛАДБИЩЕ В СЕВАСТОПОЛЕ
сонет

Лежат – от нижних здесь чинов
И вплоть до генералов,
Хоть мать-сыра земля давно
Всех в званье уравняла.

Незримо – каждый здесь герой –
В аду не сбившись с курса,
Встают в единый с ними строй
Подводники из «Курска».

На взгорье, всем ветрам открыт,
Пирамидальный храм стоит*
Как памятник всем павшим…

Здесь птицы Божии поют
Так, будто славу воздают
За други жизнь отдавшим.

*Храм в честь свт. Николая, покровителя моряков.


НА ГРАФСКОЙ ПРИСТАНИ

Вот она, глазу отрада,
Словно была испокон, –
Сдвоенная колоннада
Царственных белых колонн!

Флота парады и смотры,
Моря волненье и рёв, –
Всё здесь под строгим присмотром
Дремлющих мраморных львов.

Бухта огня и тревоги
Ныне тиха, и над ней –
Лестница маршей пологих
Из инкерманских камней.

Отобразится во взоре
Над суетою людской
Крымское небо и море
Да величавый покой.

И,повинуясь примете –
Что с захмелевших нас взять! –
Медную бросим монету
В маршей блестящую гладь,

Чтобы России акрополь,
Преодолевший года, –
Вечно стоял Севастополь!
Чтобы вернуться сюда!..


ХЕРСОНЕС

Над гладью морскою, под синью небес –
Бесстрастные камни твои, Херсонес!

Но веет над каменной мощью руин
Наитием неопалимых купин…

В античную дымку лишь бросишь свой взгляд:
Налился прозрачным огнём виноград, –

Там греком для радости припасено
В сорокалитровых амфорах вино.

…О, сколько веков над тобой пронеслось,
И сколько миров в тебе переплелось!

Ты знал Византии пленительный сон,
И Рима был твердой рукой ограждён.

Всё сеет Творец сквозь времён решето.
Был – крепость и полис, а нынче ты что? –

Земля одичанья с лежащей на ней
Холодной молчащею грудой камней,

Вневременный Замысел, что не объять…
Где Третьему Риму довеку стоять.


ХЕРСОНЕССКИЙ МАЯК

На выступе мыса маяк-исполин
У самого края гремящих пучин, –
Где чайки и волны, –
Главою упёршись в небесную твердь,
Побед не считая и тяжких потерь, –
Стоит, словно воин.

В рассеянном прахе событий и дней,
Он белой бронёй инкерманских камней
Доверху окован…
Он землю родную во тьме означал
Огнями, и первым победно встречал
Корабль Ушакова.

Последней войны раскалялось жерло.
У ног твоих столько бойцов полегло…
Утраты – доколе?
Когда над страной нависала беда,
Ты русские вёл корабли и суда
Сквозь минное поле.

..................................

Так тихо, как будто Вселенная спит.
И лишь переливчатым блеском слепит
Лазурное лоно.
Пью воздух морской и небес синеву,
И перед тобою седую главу
Склоняю с поклоном.


ИЛИ ЖЕ СОН ОТ ВРАГА?..

Осень зальётся дождями,
Ляжет в трясинную гать…
Мне ж от державы, вождями
Преданной, – что ожидать?

Скажешь: безумствует свора, –
Так упакуют в дурдом.
Глянешь налево – Гоморра,
Глянешь направо – Содом.

Эх, побыстрей бы морозы
Да ледяные снега!..
Жизнь наша – русская проза? –
Или же сон от врага?..


ЕСЕНИН

1 КОНСТАНТИНОВО

Холодом света равнинного
Душу опять обожгло.
Здравствуй, моё Константиново,
Русского сердца село!

Это – уму непостижное,
Пламя нисходит с высот,
Это – Ока неподвижная
Божии воды несёт…

Встанем на взгорье, над пристанью,
Здесь, где он бегал босой.
И задохнёмся таинственной
Невыразимой красой…

2 «АНГЛЕТЕР»

Ночь. Россия. Без ответа
Дума: быть или не быть?..
Что же – можете поэта
Беззащитного – убить.

Ну, а как вам сладить с жизнью,
Уходящей в небеса,
С несказанной нежной синью,
Отверзающей глаза?

Гой ты, Русь, моя родная,
Младший я твой, третий брат, –
Сколько лет нас распинают,
Понимая, что творят.

Враг крадётся к изголовью,
К основанью бытия.
Скоро огненною кровью
Захлебнётся жизнь моя.

…Их, клевещущих, ничтожных,
В жизни той и в жизни сей
Помяни пред ликом Божьим,
Русский мученик, Сергей.


ВРАЖДА

… А были, веку вопреки,
Они – мелеющей реки
Крутыми берегами.
Потом – такая вот беда, –
Что разделила их вражда
И сделала врагами.

Не научила ничему
Нас жизнь, и пьёт ночную тьму
Готовый вскрикнуть петел.
И мысли наши и слова
Вражды слепые жернова
Перетирают в пепел.

Сказать бы, змия сокруша:
Мой брат, во тьме моя душа
Ослепла и оглохла, –
И вот тебе моя рука:

Ведь наша русская река
Почти что пересохла!..