У Стива походка неслышна и незаметна.
Он улыбается так сладко и так приветливо...
Мы смеёмся с ним без причины,
Валяем дурака.
Он как глыба-скала,
Что-то от Полтергейста и Альпачино,
Встречаемся в восемь, курим кальян,
Потом снова на пол года по домам.
У Джона словарный запас из фильмов и мата.
Джон приходит с работы в три тридцать или в три,
Одевает длинный халат из диорного аромата,
И считает что-то постоянно, дописывая нули.
Мы ужинаем в воскресенье,
В последнюю неделю каждого месяца,
Его движенья становятся нелепы и речь нечленораздельна
От коньяка и портвейна,
И хочется подвесить его за галстук или самой повеситься.
Клайд постоянно накачан хенеси, своей матерью и рутиной.
Он не притворяется, дышит ровно.
Каждый четверг моет свою машину,
В доме смахивает паутину с углов.
Ну прямо идеальный, как у Тарантино:
Брутальный парень. Всегда красив, молод, здоров.
Он звонит часто. Мы разговариваем о море и гамаках,
А потом, я знаю, он до утра зависает у стойки в кабаках.
Ричард дарит гвоздики и тюльпаны.
У него аллергия на кошек и пыль.
В понедельник забирает детей из школы,
Моет для молока стаканы,
И, в отличие от Джона,
Зачёркивает нули.
Его взгляд сосредоточенный, отрешённый,
И тон его слегка надменный, даже дешёвый.
Он звонит пять раз на дню,
А я трубку не поднимаю.
И исчезает ещё по нулю.
И появляются новые гвоздики и тюльпаны...
Он живёт у меня за стеной.
Каждое утро выходит на пробежку.
В семь тридцать уходит на работу, в семнадцать ноль ноль приходит с работы домой.
Его жена печёт ему сладкие орешки,
Он всегда трезв, опрятен, подобран, в общем, совсем другой.
Я не знаю даже его имени,
Чтоб позвать в гости, по-соседски.
Я вскакиваю с дивана, когда вижу в окне его фигуру.
Так нелепо. По-детски.
А потом он звонит в соседнюю дверь. И я застываю на месте.Дура.