Удивительно, но с годами сна требуется всё меньше и меньше. В молодости 8-ми часов было мало, а теперь 5 – 6 и всё, хоть глаза завязывай. Вот и лежу, чтобы других не тревожить, и вспоминаю всякие гадости. Хорошее-то забывается напрочь.
Раньше мы иногда собирались после работы тёплой компашкой в 3 – 5 человек ППР провести за рюмочкой. Заводчане знают, что такое ППР - /планово-предупредительный ремонт/, а у нас - /посидели, попи#дели, разошлись/. Как всегда, под печёную картошку с селёдочкой потекла беседа про женщин на заводе - выбрали трёх самых обалденно-красивых; про кадровые перестановки, заводские сплетни и, почему-то вдруг, вспомнили Чернобыль. Мои собеседники к радиации относились, как к чему-то сверх естественному, словно и не знакомили их с азами ядерной физики. В мою сторону махали руками, повторяя: ни запаха, ни звука, ни цвета. Ну и что? В электричестве то же самое, а на улице попасть под машину, или утонуть в реке разве лучше? Или вдохнуть отравляющие вещества? Больше всех возмущался энергетик. Он в срочную службу на дизельной подлодке в Средиземноморье ходил.
-Ты не понимаешь, ты радиации не нюхал, а я 4 года по пирсу мимо АПЛ бегал. Повезло, что на дизельную попал.
Я молчал. Вспомнить есть что, а говорить… Как-то позвонил мне начальник ОКСа:
-Выручай. Пришла разнарядка на твои гамма-дефектоскопы, скоро поедем получать, а у нас ещё и проекта на лабораторию нет. Куда будем ставить? Инженер-проектировщик только что в отпуск ушёл. Есть у меня типовой проектик с расчётами, но в нём отдельно стоящее здание, а тебе нужна пристройка к твоей ЦЗЛ и цеху. Возьмись, сделай хоть эскизный проект с расчётами, а мои быстро стены сообразят. Документацию потом оформим. Всё равно без тебя в этом деле никто ничего не смыслит, да и работать твоим же лаборантам.
-Ну, ты даёшь! Я же не проектное бюро и речь идёт не только о работе с дефектоскопами, а надо, чтобы цехам было удобно подать детали на контроль и отправить на сборку. А как рабочих в цеху защитить от радиации, крановщиков на мостовых кранах?
-Вот, вот, ты уже все проблемы сам видишь, тебе и решать. Выручай. Заказывать проект – дорого, денег нет. Пойду к Главному инженеру, тебе же и поручит.
Хохла не переубедишь, да и прав он – дорого и долго. Сижу, «рисую», считаю. «Не вытанцовывается», а надо, чтобы «и дёшево, и сердито». Рабочий день давно уже закончился, все ушли. Нет, слышу по коридору стук каблучков, в дверном проёме появляется один из главных наших специалистов, моя ровесница, умница, всё при ней и, в общем, свой человек.
-Ты ещё не уходишь? У тебя там кабинет открыт. Вот печать и ключи от входа; закрой, пожалуйста, за мной.
Провожаю до выхода, в дверях почему-то говорю:
-Какая у тебя красивая шапочка! Сама наверно вязала?
Она резко оборачивается и, слегка прищурившись, произносит: - И всё…?
-Нет, и всё остальное… до завтра.- Почти бессвязно лепечу я, закрываю дверь и несколько минут стою, уткнувшись в неё, в оцепенении. Наверно все видели по телевизору как рушатся многотонные стены айсбергов в океан под лучами Солнца при теперешнем потеплении климата.
Вот и со мной произошло что-то подобное, обрушился весь мой внутренний мир… Так вспыхнул служебный роман, очерченный вначале нежнейшим поцелуем и шёпотом: «Большой беды не будет», а в конце ледяной фразой: «Чем меньше нравлюсь я, тем лучше». Но это уже совсем другая история.
Наконец пришёл день, когда мои расчёты и эскизы превратились в лабораторию гамма-дефектоскопии с источниками Собальт 60 и Цезий 137. Последний нам знаком и пусть пока лежит в колодце посреди камеры, а вот Собальт, почти однотонная махина – у нас новичок, надо испытать. У него радиоактивный источник выдвигается из хранилища в радиационную головку по гибкому ампулопроводу на расстояние до 4х метров. Значит, пока ползёт, беспощадно «светит» во все стороны. Пробуем: по команде выдвигается и убирается.
-А если отключат электроэнергию?
-У него заводная пружина. Она уберёт автоматически.
Проверяем. Пружина срабатывает мгновенно, только слышно «вжик» и всё: источник на месте, в хранилище. Даже аварийная сигнализация не успевает срабатывать. Повторяем проверку раз, ещё раз и… доигрались! Источник останавливается на полпути. Застрял. Мигает и надрывно орёт сигнализация, команды с пульта не выполняются. Выпроваживаю всех лишних из лаборатории, остаёмся вдвоём с рентгенологом. Надо как-то вернуть источник, а значит войти в камеру, которую сам придумал. Многотонная дверь заблокирована и от кнопки не отъезжает. В щите принудительно нажимаю на магнитный пускатель и дверь отползает на несколько сантиметров, можно протиснуться внутрь. Вскакиваю в камеру, смотрю на гибкий ампулопровод – вроде всё в порядке, инстинктивно хватаю деревянную рейку и бью по этой змее. «Вжик», и источник улетает на место, сигнализация замолкает, а дверь закрывается согласно алгоритму команд. Сквозь дверь рентгенолог кричит мне, что дверь не слушается и не хочет открываться. Понятно, скорее всего концевик виноват, нужно вызывать электрика. Во, попал! Сейчас гамма-фон в камере не такой уж и большой, не смертельный. Сажусь в дальнем углу радиацию «нюхать»...
P.S. После освобождения из «плена» по показаниям моего дозиметра мне несколько месяцев не следует входить в эту лабораторию. Ещё бы, сквозь двадцатисантиметровую стальную болванку это излучение проходит, как вода сквозь сито.