Начало здесь: http://www.stihi.ru/2012/02/27/7694
Предыдущее: http://www.stihi.ru/2014/11/03/1485
Явление героя
Памяти брата
Великоуважаемой
панночке Илонке
с большой любовью.
Несколько миниатюр
из полной опасностей и приключений
жизни двух братьев-друзей.
Панночка, ты ещё не заснула? Ах, интересно? Ну, тогда слушай дальше.
В октябре 1958-го года папа, то есть твой дед Николай, первый раз уехал работать в Афганистан. Тогда в Афганистане ещё работали, а не воевали. На севере Афганистана, в хлопковой зоне вдоль Амударьи, тогдашний афганский король решил развивать хлопководство, и с помощью Советского Союза освоить земли в районе Мазари-Шерифа.
Папа много рассказывал об Афганистане, о жизни там, о том, как хорошо относились к нашим специалистам.
Там, где работал папа, жили (и сейчас живут!) такие же узбеки, как в нашем Узбекистане. В афганском Герате когда-то была столица государства Саманидов, здесь жили и творили Навои, Джами и Хафиз.
Но я не об этом.
До первой поездки отца, твоего деда Николая за границу мы жили довольно бедно. Даже то, что он почти постоянно работал в поле, не особо помогало. Мясо в меню у нас было далеко не каждый день, куриные потрошки мама покупала только когда кто-то болел. У нас с твоим папой даже переходящие шмотки были – он донашивал то, из чего уже вырастал я. Даже детского трёхколёсного велосипеда у нас никогда не было. Катались мы на самодельном самокате на гремящих подшипниках, который нам соорудил мамин братишка дядька Володька. Асфальта на наших улицах тогда ещё и в помине не было, по булыжной мостовой на таком самокате ездить было абсолютно невозможно, катались мы по грунтовым обочинам. Подшипники постоянно забивались, и мы с твоим папой их больше чистили, промывали и смазывали, чем катались.
Первый раз папа проработал за границей немного больше полугода, привёз оттуда огромный чемодан со шмотками на всё наше семейство. Года через три-четыре, уже на новой квартире мы в этом чемодане принесли на квартиру к Нинке (для тебя – тёте Нине) Яковлевской дядю Серёжу Чегодаева, сказали, что это сюрприз, и ушли. Визгу было, когда они его открыли! Да и наслушался он всякого, пока открывали, не такие уж и ангелочки беззубые были наши подружки!
Но я отвлёкся.
После полугода работы в Афганистане папа приехал с огромными по тем временам деньгами. Уже на следующий день они с мамой поехали в чековый магазин, где по чекам – это были такие заменители денег – в чековых "Берёзках" можно было приобрести такое, чего в обычных магазинах и в помине не было.
Приехали они на "полуторке" дяди Яши Бояджиева, на той самой, на которой я родился, в пятьдесят девятом году она ещё бегала. И привезли, кроме кучи всяких красивых импортных шмоток, две югославские деревянные кровати. Так нам с твоим папой достались настоящие пружинные кровати, до этого служившие верой и правдой нашим родителям. На этих кроватях мы спали долгие годы, пока не переженились и не перебрались жить на свои квартиры.
Перетаскивали купленные шмотки мы минут двадцать – это был настоящий фейерверк, праздник появившегося в нашем доме благополучия. Мама сияла, папа улыбался. Было это двадцать шестого июля, как раз на мамин, твоей бабы Кати, то есть, день рождения. И, наверное, лучшего подарка у неё никогда в жизни не было.
Был подарок и нам с твоим папой, да такой, что мы чуть с ума не сошли от радости. Уже в самом конце нашей работы грузчиками, дядя Яша, который с кузова подавал вещи, хитро улыбаясь, спустил вниз подростковый велосипед. Рама велосипеда была обернута бумажной лентой, настоящие пневматические шины лоснились густой чернотой, никелированные спицы сверкали на ярком июльском солнце, а нам с твоим папой нечем было дышать от охватившего нас восторга. С трепещущими сердцами мы очистили раму от бумажных лент и, нам открылась непонятная и потому очень понравившаяся нам надпись "Erelukas". Уже гораздо позже я узнал, что это был аналог подросткового "Орлёнка", выпускавшийся в Литве, в Каунасе. Конечно, об остававшихся ещё шмотках мы тут же забыли. Я сразу же снял с рамы настоящий велосипедный насос и стал накачивать шины. Твой папа крутился рядом и рвался помогать, но я не позволил.
Дело в том, что он, твой папа, уже несколько дней жаловался на боли в животе. Мама пичкала его какими-то таблетками, считая, что он просто что-то не то сожрал где-то на улице. Он был бледен, пару дней лежал больной, и поднялся, только поддавшись общему ажиотажу.
Я до этого уже ездил на велосипеде моего друга и одноклассника Витьки Науменко, ездить умел, и как только велосипед был готов, вскочил в седло. И сделал несколько кругов по двору. Твой папа не гонялся вслед за мной только потому, что действительно плохо себя чувствовал. Но канючил, чтобы ему тоже дали попробовать поездить. Видела бы ты его глаза, когда я, наконец, остановился, слез с седла и, придерживая велосипед за багажник, помог твоему папе взобраться в седло.
Метра три он проехал с моей помощью. Ещё метров пять сам. А потом свалился. Как же я потом корил себя, что отпустил седло.
Маме было не до нас – после обеда должны были собраться гости. Папе тоже не очень до нас – он передвигал железные кровати и собирал и ставил на их место новые деревянные. Для того, чтобы в их комнате всё поместилось, пришлось передвигать шифоньер. Кроме кроватей привезли и новый раздвигающийся стол, его тоже надо было собрать.
В общем, папе с мамой было не до нас, как упал на велосипеде твой папа, они не видели. Видел дядя Яша. Его папа не отпустил, попросил остаться на день рождения.
Дядя Яша помог мне довести твоего папу в дом и уложить на кровать. Он почувствовал себя совсем плохо, у него даже губы начали чернеть. Я очень испугался. Мама, наконец, отвлеклась от своей готовки, но всей серьёзности положения ещё не осознала – опять сунула твоему папе какие-то таблетки и снова занялась неотложными делами.
Часа через полтора начали собираться гости. Одной из первых пришла тётя Соня, та самая, которая за восемь лет до этого предложила способ сделать тебя Евгениевной. По своей обычной привычке, а может, чтобы не очень мешать маме с последними приготовлениями, она села рядом с нами, и. наверное, увидев, в каком состоянии твой папа, начала расспрашивать его, почему он лежит, да что у него болит. Потом позвала маму и напустилась на неё – до чего ребёнка довела. Тут же был мобилизован дядя Яша, и они увезли твоего папу в неотложку.
Больница была переполнена, положили твоего папу в коридоре, он уже елё дышал. В то время больница была переполнена желудочными больными – был разгар лета, очень многие лежали с пищевыми отравлениями. Наверное, твой папа не выжил бы. Но случилось чудо. Несмотря на выходной день, на работе был завотделением. Он проходил мимо твоего папы, увидел его чёрные губы, пощупал живот и скомандовал: – Немедленно на стол!
Операция продолжалось шесть часов. У твоего папы было не отравление, от которого его пыталась лечить мама. У него был острый аппендицит. И от падения с велосипеда аппендикс порвался. Ещё бы пара часов, и всё. Шесть часов дядя Коля, опытный хирург, собирал гной по животу твоего папы.
Вернулись мама с тётей Соней уже поздно вечером. Тётя Соня очень шумела на маму, она вообще была очень шумная. С мамой и папой она вместе работала, с мамой сидела в одной комнате. И была очень хорошей подругой всю свою жизнь.
А "полуторка" дяди Яши Бояджиева отличилась второй раз – мало того, что я на ней родился, так и чтобы твоего папу спасти, она вовремя подвернулась.
Привезли твоего папу дней через двадцать. Я к тому времени отдыхал в пионерлагере – чтобы не возиться с нами двоими, мне взяли путёвку на третью смену. Это был единственный год, в котором я отдыхал в лагере два раза.
А к новому году папа с мамой получили новую квартиру и мы переехали в новый дом. Но это уже совсем другая история.
Продолжение: http://www.stihi.ru/2014/12/10/1713
Ноябрь, 2014