Томились, кто как: кто болтал по мобиле,
кто вяло анализ мочи изучал.
Но все друг за другом пристрастно следили,
в тоске дожидаясь приёма врача.
И вдруг, тишину коридора нарушив,
с кокетливой шалькой на хрупких плечах,
влетела, как малая птичка, старушка,
за ней - медсестра, монотонно ворча:
- Куда так спешите, не выдержит сердце,
вам столько, что вы еле ползать должны,
Макропулос, что ли, вам выделил средство,
спокойней, больные : участник войны.
Старушка рукой на ворчунью махнула,
кто крайний? за вами? ступайте, сестра.
И села , прямее, чем спинка у стула,
живей головастика от осетра:
- Сто лет не ходила , как их, - к эскулапам,
но справка нужна в санаторий . Увы...
И я не сдержалась: - Вот даже под лампой
мне видно, как всё ещё молоды Вы!
- Ты знаешь, голубушка, все эти годы
( а мне, как-никак, девяносто с лишкОм)
я зло отпускала в забвения воду,
а доброе в сердце растила цветком.
Создатель ссудил нам забвенье и память:
забвение - зла на душе не держать;
а память добро благодарно черпает,
чтоб сердце не съела беспамятства ржа.
... Не чаяла снова дожить до беды:
у мира с избытком забвенья воды.