1988. Мне уже восемнадцать

Ольга Самсонова-Гуненко
Черемуха.

А за окном черемуха цвела…
Цвела так пышно! Так самозабвенно!
Что подойти хотелось непременно,
И аромат вдыхать, забыв дела…

Весна, весна…Экзаменов пора!
Нелегкий выбор жизненной тропинки…
До поздней ночи с самого утра
Высоцкий душу рвал, звуча с пластинки…

И яростно смешались в голове
Учителей нахмуренные лица:
Учить, зубрить, бояться и молиться –
В бессоннице, в сомненьях, в духоте…

Все так хотелось бросить и забыть!
Черемуха…И запах сеновала…
Я там тайком порою засыпала,
Забыв, что надо химию учить…

Еще недели две – и нет мороки!
И больше не маячат предо мной
Экзамены, уроки и упреки…
Один лишь бал – заветный, выпускной…

А за окном – черемуха цвела…
Цвела так пышно…
Так самозабвенно…
1988


Украинская пыль.

Милая, родная сторона!
Сердцу дорогая Украина!
…Загустела в поле тишина,
Задремала мирная равнина…
Босоножки сброшу и пешком
По проселку бодро зашагаю.
Серым невесомым порошком
Пыль ступни босые обжигает.
Обжигает ноги…
Но главней
Память разжигает и тревожит:
Мои предки к славе шли по ней,
К своему бессмертию, быть может!
Здесь детишки, бабы, старики
На восток от немцев уходили…
И тускнели в поле васильки
От тягучей, от горючей пыли…
Шли и шли потоки на восток,
Морем горя степи заливая…
Может, пыль украинских дорог
Все в себе хранит?
И – вспоминает?
О, святая родина моя!
Сколько же ты вынесла утраты!
Но зато отраду затая
Шли на запад русские солдаты!
Степь, дубравы, птицы, облака –
Вся земля их радостно встречала!
Даже пыль, что с проседью слегка,
К сапогам с любовью припадала…
Так давно!
А кажется – вчера.
Ничего дороги не забыли…
Гордая, как вечности сестра,
Я иду по украинской пыли…!
1988


ЗПД (Зона пионерского действия)

Маленькая, тихая, больная
Бабка еле с койки поднялась.
Пионеров стайка боевая
В дом ее шумливо ворвалась.
- «Что помочь? Выкладывай, бабуля!
Может снег почистить на дворе?
Может быть, помыть твои кастрюли?
Или воду принести в ведре?»
- «Ничего, касатики, не надо…»
Скомкала застиранный платок,
И была им несказанно рада
За веселый шум и стукоток.
А они хозяйскими делами
Занялись – помыли бабке пол,
Рушники в лохани отстирали,
Вымыли посуду ей и стол…
Спрашивают: «Как давно белили?»
А у ней все мысли, как во сне –
Только бы ребятки не спросили
О больших портретах на стене!
Дети там…Сейчас они далёко…
Два уж года нету ни письма…
Выцвели глаза от слез до срока,
И в ночи болезной не до сна.
Тишина в избе, да пахнет пылью,
Да часы настенные стучат…
Знать, внучата старую забыли…
Столько лет не видела внучат!
Вот за то и пионерам рада –
За веселый шум и стукоток…
Плакала и плакала украдкой,
Комкая застиранный платок…
1988


Забытая мелодия.

Забытая мелодия звучит
Под вывеской «Советская эстрада».
Я знаю, ты любил ее когда-то,
Она – забыта, ты же – не забыт…
И за любовь мою к тебе наградой
Забытая мелодия звучит…

Забытая мелодия звучит,
И память постепенно оживает…
Рука к груди пластинку прижимает,
А продавщица искоса глядит,
И, верно, ничего не понимает…
Забытая мелодия звучит…
1988


Бывшему врагу.

Все-таки сбылись мои пророчества –
Ни людей, ни правды не любя,
На такое волчье одиночество
Ты еще тогда обрек себя…

Ты презрел добро и сострадание,
Лишь обиды в сердце приберег,
И на эти волчии страдания
Ты еще тогда себя обрек…

Что сейчас сидишь, косишься изредка,
Жмешь плечами, будто бы знобит,
Словно тень былого злого призрака,
Что своей же злобой и разбит.

На меня глядишь чернее тучи ты,
Словно зверь, придавленный в углу…
Видно крепко жизнь тебя помучила,
Раз вернулся к моему теплу…

Что ж! Забудем клевету и пошлые
Выходки былых твоих атак.
Грешен тот, кто поминает прошлое.
Жалок тот, кому и жалкий – враг.

Я тебя приму – ты знал заведомо,
В меру сил, конечно, помогу.
Только другом стать,
Как прежде – преданным,
Извини, приятель, не смогу…
1988



Виталию

Упало Солнце на ветви клена:
- Покачай меня!
Гудели ветки, и больно Сонце
Им жгло листы…
Вот так и в жизни частенько с нами
Получается –
Сжигаю я тебя, но боль послушно
Выносишь ты…
1988


Вдохновенье.

Убегает Вдохновенье –
Неручной пугливый зверь…
Словно ветра дуновенье,
Распахнув,
Закроет дверь
Убежало…Так и знало!
Что поделать? – не ропщу…
Одеваюсь – и по скалам!
Вдохновение ищу!
Дождик льет, полны ботинки
И слегка досадно мне,
Что текут, текут дождинки
Ручейками по спине…
Я в тревоге и смущеньи
Снова к дому подбегу…
А у печки…Вдохновенье!
Робко жмется к огоньку…


Юра Слатов.

Юра Слатов поет –
Рвется голос, надорванный болью.
Юра Слатов поет  -
Истекают слова его кровью.
Он поет о себе,
О прощанье с родными местами,
О солдатской судьбе,
О далеком жестоком Афгане…

Юра Слатов поет –
И слова его будто простые…
Отчего же от них
Разгораются души людские?
И охота в глаза
Заглянуть тем погибшим ребятам,
И тихонько сказать,
Что пред ними мы все виноваты…

Вот уже сорок лет
Не слыхать по стране канонады.
Так зачем эти жертвы?
Скажите, кому это надо?
Почему же ребят
Провожая, рыдают девчонки?
Почему же назад
Возвращаются к ним похоронки?

Юра Слатов поет –
Раны в сердце не заживают…
Юра Слатов поет –
И в словах его – Правда живая…
Тихий голос звучит,
И гитара звенит под рукою.
Зал притихший – молчит.
Песни Юры он слушает стоя…
1988


***
Что всего страшнее на Земле?
Если нету хлеба на столе –
Друг поможет, свой кусок отдаст,
В трудную минуту не предаст.
Ну…а если – нет?
Обиды злей
Нет на свете…Что ее страшней?
Значит, дружба стоила – пятак…
Впрочем, другом может стать и враг!
Ну а нет, так человек любой
Хлеба даст от щедрости людской…

Но не знаю, есть ли что страшней
Равнодушно-каменных людей?


***
Нам души тайно, без огласки,
Жжет одиночество дотла…
Не могут дети без тепла!
Не могут женщины без ласки!

На предрассудки – наплевать,
Я в одиночестве продрогла…
Я так хочу кого-то ждать,
Встречать, волнуясь, у порога!

Хочу надежды и тепла,
Любви и счастья – хоть бы малость…
А так – как будто собрала
Всех женщин вечную усталость

Со всей Земли… Шаги твои
Мне подарили бы надежду.
Но хоть зови, хоть не зови,
Ты не услышишь, как и прежде…

Я – словно черная ветла
На полотне закатной краски…
Не могут женщины без ласки,
Без пониманья и тепла!
1988


Созвездия.

Они молчат.
Торжественно, спокойно
Они глядят с небесной пустоты
На этот мир – на суету, на войны…
О, никогда не станем мы достойны
Такой непостижимой высоты!

Они молчат.
Их вечное движенье,
Их мерный ритм – для нас непостижим.
Они молчат, чтоб мы, в часы сомненья,
В часы раздумий, боли, сожаленья,
Смотрели – и завидовали им…
1988


  Городской лес.

Мы были осенью в лесу. Вдвоем.
Не в том лесу, что в сказках – а в другом,
Совсем недалеко от городских кварталов…
Чего-то в том лесу до боли не хватало…
И осень там была,
И ворковал ручей,
И листья осыпали плечи…
Но этот лес в насупившийся вечер
Не наш был…
И вообще – незнамо чей…
Он – сиротой был – пригородный лес,
Забытый, нелюбимый, захламленный,
С дорожной пылью на листах зеленых,
И было в нем совсем не до чудес…
Как было жаль
Заплеванную просинь!
Как жалко, и обидно, может быть…
Любить хотелось,
И смотреть на осень…
И очень не хотелось уходить!
1988


Алешке

Мне нравится сводить тебя с ума,
И чувствовать – схожу с ума сама,
И путать наши мысли и слова…
Быть может это – счастье?
Я права?!
1988


Человеку в военной форме.

Твои глаза глядят без сожаленья.
Весьма красив и горд собою ты.
Они всегда готовы к исполненью –
Твои эгоистичные мечты.

Одна, вторая…- их немало было,
С ума сойти готовых от тебя.
Тебя ж судьба душою обделила,
Ты только потребляешь, не любя…

Такое чувство – только бег по кругу,
И этот бег продлиться может век…
Вчера, чтоб защитить свою подругу,
Сказала ей, что ты – не человек.

Она – чиста, ты – увлечен игрою,
И ты любую бросишь, пригубя…
Ты молод, ты – красив, но мне порою
Бывает неподдельно жаль тебя…
1988




Аллитерация

Нет в мире зверинее казни,
Чем друзей завистливых козни,
И в душе змеиные спазмы
От злой разразившейся розни…

Душат душу и сушат мОзги
Эти мысли…Как хлёсткие розги -
Разговоры – сквозь зависти призму –
Как пророчество катаклизма…
1988


Целябиной Т.В.
(Учительнице литературы)

Умирают старые друзья,
С возрастом меняются привычки,
И законы «надо» и «нельзя»
Постепенно ставятся в кавычки.

Уж не тянет опыт за спиной,
Снова рад рассветной акварели…
Если б мы мудрели, милый мой,
Но при этом вовсе не старели!

Если б не горчила жизни соль…
Съеден пуд, но нет тебе износа.
Только жаль – очередная боль
Снова солью выступит на косах…

А когда уйдем с лица земли –
Ниточка меж нами оборвется…
Но любовь, что в сердце берегли,
В памяти вовеки не сотрется…
1988


***

Ты спросил про него.
Я ответила:
- Да.
Ты похож…
Ты в ответ – ничего.
Лишь чуть слышно,
Подавленно:
- Что ж…
Загрустил. Загрустил…
Незаметно объятья разжал…
Не простил.
Не простил!
Словно птицу – не удержал!
А ночами светло.
И дурманит.
И тянет любить…
Ну а то, что прошло,
Нужно просто принять и простить.
Ты спросил про него –
И ушедшую боль разбудил.
Он меня – разлюбил…
Ты за ЭТО
Меня НЕ ПРОСТИЛ?...
Виноваты ли мы,
Что «до гроба любовь» -
Сущий бред,
И ни вечной зимы,
И ни вечного августа нет:
То снега,
То пурга,
То жара,
То седые дожди…
Ты меня испугал,
НО – СУДИТЬ…
Но судить – подожди!...
Ты спросил про него.
Я ответила честно,
без лжи.
Это все ничего…
Ты теперь про НЕЕ расскажи…
Никогда одному
Не бывать на душе февралю.
Я приму и пойму…
Я пойму – потому, что люблю…
                1988


Романтики
            Сестре Наташе

Ах, какие неисправимые
Все романтики на земле!
Уязвимые и ранимые,
Обожглись – и сердца в золе…
Но опять, выходя в просторы,
Они песней полей пьяны…
Все – для них! И леса, и горы,
И полночные разговоры,
И неспешный разбег волны…
А потом будут ночи длинные,
И в искринках наст на полях…

Ах, какие неисправимые
Мы с тобою, сестра моя!
Ах, какие родные, милые
Снятся нам по ночам глаза!
Ах, с какою безмерной силою
Верить хочется в чудеса!

Вот и я все млею и таю,
То в любви, то в своих стихах…
Все мечтаю, мечтаю, мечтаю,
В облаках днем и ночью летаю…
А потом о реальность – Бабах!!!

Сколько шишек на лбу набила…
Вспомнишь – дыбом встают волоса…
Но опять с неизбежной силой
Верить хочется в чудеса!

Знаю, есть чудеса на свете,
Где-то в будущем, у реки
Наши милые крошки-дети
Дружно бегают вперегонки…
Я уверенна в этом, милая…
Это видела я во сне!

Ах, какие неисправимые
Все романтики на земле!
1988