Мой сокол стремительный, угольный росчерк пером по прозрачной небесной бумаге, с тобою живется и дышится проще, пронзительней счастье, спокойнее ночи, чувствительней нервы, весомее знаки. Да только встают километры разметок, упрямых столбов верстовых вереница, нам жизнь предъявляет безумную смету, а мы продолжаем молиться об этом – друг другу опять на мгновенье присниться, запутаться в сомкнутых светлых ресницах, в руках задержаться теплом невесомым... Когда этот поезд проедет границу, останется выдохнуть и опуститься на дно океана нефритовым сомом, несказанной фразой, угаснувшим блеском во взгляде, отправившем поезд с вокзала... Слова обессилены и бестелесны, а значит, они лишены интереса, поскольку нельзя рассказать их глазами. И петь – не поется, когда заметает не снегом – тяжелой ржавеющей пылью, и сокол над степью уже не летает, и даже история стала другая, и страшно однажды не вспомнить, как было, травой прорастало живительно, остро, зеленым копьем пробивало ключицы...
И все в результате закончится просто.
Вода в середине баюкает остров – тот самый, где нам предначертано сбыться.