Разговор на границе тысячелетий

Митрофаныч Воронежский
Граница тысячелетий – ещё совсем не жирное время для нашей страны. Даже неожиданная пригоршня жареных семечек от широты души незнакомого старичка казалась хоть и немного прикольным, но подарком. Это сейчас я скорее куплю банку черники с сахаром, чем попрусь в лес, чтобы самому собирать. Итак, однажды в середине лета на границе тысячелетий я сказал себе, что глаза компьютерщика со стажем чего-то хронически просят и не пора ли проведать любимый Воронежский биосферный заповедник. Уж больше пяти лет не посещал.

Электричка привычно донесла меня до маленькой необорудованной остановки между Графской и Беляево. Сбор даров леса никогда не был моей страстью, но я помнил приблизительно, где можно ожидать чернику. Она действительно была там обнаружена, но в количествах, явно недостаточных для сбора. Контейнер в рюкзаке был бесполезен, дары пошли в рот.

Лес разбит просеками на «квадраты», а если честно, то кривоватые прямоугольники размером километр на полкилометра. Вот по одной такой просеке я и двигался помаленьку. В какой-то момент я случайно заметил приближающийся сзади уазик. Не медля ни секунды, я шмыгнул в чащу и по возможности шустро удалился от просеки. Потом присел и продолжил поедание черники вокруг себя. Тем, кто не понял мотивы бегства, поясняю, что биосферный заповерник закрыт для свободного посещения, а по поводу возможности получения разрешения я не поинтересовался. Ведь планировал заглянуть только раз. Весьма скоро стало ясно, что это патруль делает своё дело: послышалась истерическая ругань. Так переходят в контратаку простые бабы, когда их захватывают на месте не слишком серьёзного нарушения. Заметили ли меня? Если заметили, то найдут ли? Заросли не парковые, видимость короткая. Без навыков следопыта найти меня трудно. Ха! Через несколько минут ко мне подошёл егерь и начался степенный разговор в духе романов Фенимора Купера.
- Ох, ну и шустёр же ты…
- Нифигасе! Я совершенно не ожидал от Вас такого усердия, иначе драпал бы, не снижая скорости, до самой Рамони.
- Где разрешение на посещение леса?
- Увы, не обзавёлся…
- Ну, пошли к машине.
По пути я узнал, что в лесном департаменте можно элементарно взять разрешение за 85 рублей и что, как в советские времена, лесных егерей держат впроголодь. Мой собеседник вспомнил даже петровский указ, которым жалованья егерям не полагалась, потому как «должность сия воровская, сами прокормятся». Когда появилась ровная поверхность в виде капота, началось составление протокола. Паспорт, как водится, остался дома, но в кармане завалялся университетский пропуск. Благодаря этому мне не пришлось следовать дальше в патрульной машине. Пока первый егерь писал свою часть, я мирно поговорил с остальной бригадой. С их стороны промелькнуло имя Сергея Аксёнова. Ироничный тон подсказывал, что говорят о начальстве. Я знал человека с таким именем, когда он ещё студентом был командиром университетской дружины охраны природы. Было дело, молодым преподавателем я участвовал в её работе. Даже весной 1981-го исполнил роль проводника в заповеднике. По-моему, проку от дружины было мало (ловля на рынке бабусь с пучками чабреца – просто позорище). Переход с ассистентской должности на МНС заставил прекратить участие в её работе. А ведь имел реальный шанс попасть в неприятную историю, описанную покойным В.М.Песковым в «Комсомолке» (осень 1981-го), про дежурство в сопровождении одного принципиального работника заповедника, когда пострадали и браконьерская сторона (физически), и тот работник (в результате судебного преследования).

Когда дело дошло до моей части протокола, я написал нечто вроде:
«Острое кишечное недомогание заставило меня выскочить из электрички на остановке такой-то. После освобождения от лишнего груза я последовал вдоль железной дороги (поясняю: полоса некоторой ширины вдоль путей не принадлежит заповеднику) в направлении остановки «Беляево». По дороге увлёкся поеданием черники и не заметил, как углубился на километр вглубь. На границе квадратов такого-то и такого-то был застигнут егерским патрулём.»

Егеря только ухмыльнулись, когда я нагло достал свою карту для уточнения места разговора. Лишь единственная дама в их бригаде тупо делала своё дело. Она хотела обыскать мой рюкзак, но остальные не пожелали терять время. И слава богу, так как она могла додуматься конфисковать в залог мой бинокль, а тогда мне пришлось бы ехать в назначенное время в Графскую на разбор полётов. На прощанье егеря любезно сообщили, что остаток дня я могу ходить сколько угодно, так как иных патрулей не будет. (Разумеется, потом я предпочёл ждать результатов заочного решения моего дела, а штраф в два минрота уплатить через сбербанк.)

Длинная предыстория.

Спасибо любопытству родителей: без этого я мог бы вообще не узнать, что можно за час пути по ЖД прибыть в лес, где бродят крупные животные. В советские времена охрана заповедника (Воронежский государственный биосферный) от вторжений грибников и просто гуляющих не была налажена. У работников хватало забот и по основной работе, и по личному хозяйству, поэтому даже чрезвычайно редкие встречи с ними в лесу не имели значительных последствий (ну, в худшем случае, ненадолго испорченное настроение). К этому я привык с детства.

К сожалению, для родителей цель никогда не была увидеть кабана, оленя (ЕБО – европейский благородный олень, если точно) или лося. В лучшем случае цель – весенний «свежий воздух» и первоцветы, в худшем – сбор грибов, ягод, орехов. Возможность ходить в лес без взрослых по своему разумению и со своими интересами была буквально вырвана только в годы студенчества. К тому времени мне уже подарили сначала фотоаппарат со стандартным объективом, а далее и фоторужьё. Не буду задерживаться на таких мелочах, как моё сакральное восприятие дикого леса. Я просто расскажу о фотоохоте на самый вожделенный объект – ЕБО.

Самое удобное время для фотоохоты на него – период гона (брачный период), который у нас приходится на вторую половину сентября и первую декаду октября. Верный признак гона – неприятный запах, который долго висит по пути следования самца. Понятное дело, что рогатые самцы выглядят эффектнее скромных самок. И вот рогатые мужи как раз и выдают себя трубными звуками. Трубя, самец запрокидывает голову и широко открывает рот. Настолько широко, что при плохом ракурсе голова на снимке может оказаться нераспознаваемой. Голос самца величествен. Смешно, что я, впервые услышав на ВДНХ голос другого представителя вида БО, марала, подумал, что бедняга осип. Только потом по фильмам узнал, что маралы ревут фистулой. Наши ЕБО родом из Германии, куда они распространились из Испании.

Стандартный момент в рассказах про гон благородного оленя: охотник или фотограф подманивает самца, имитируя рёв нахального соперника. Дескать, выходи на турнир, померяемся. Может, гарем сменит господина. Со своей стороны скажу, что драться эти товарищи не больно-то охочи. Обычно просто демонстрируют мощь голоса, не стремясь сблизиться. По фильмам я мог оценить зрелищность турниров других видов оленей. У ланей дракой и не пахнет: просто ритуал какой-то. Свидетелем драки ЕБО мне быть случалось, но эти моменты можно перечесть по пальцам. А снимок сделать так и не удалось. После – пожалуйста! Разгорячённый победитель частенько, не желая терять достоинства, спокойно смотрит на фотографа, позволяя сделать серию снимков. Например, первый раз я просто бежал к бешено крутящейся паре, громыхающей рогами, но успел только к финалу. Впрочем, снимок драки был бы всё равно смазанным. На фотоиллюстрации – гордый победитель.

Сочинители лабуды для детей иногда пишут, что достаточно тихо посидеть в лесу и на наблюдателя попрут дикие обитатели. Элементарная интуиция и, тем более, опыт подсказывают, что вероятность встретить что-то интересное тем больше, чем большее расстояние покроет наблюдатель. Разумеется, бывают и регулярные события, например, выход к водопоям, солонцам, местам подкормки. Но это – для тех, кто живёт лесом и тех, кто платит проводникам, а я тенью проскальзывал в лес и тенью выходил. Мои маршруты были только моими маршрутами и опыт мой получен без сторонней помощи.

Очень мало случаев, когда олень неожиданно выходил на меня. Если я вовремя замирал, то он мог подойти очень близко (случалось на оленьей тропе). Один раз рассеянный самец приблизился так, что не влезал в кадр, а я, ожидая остановки (ох уж эти наши советские малочувствительные фотоплёнки) ненароком дохнул на холодный окуляр фоторужья. Только потом сообразил, что надо было лизнуть стекло.  Но жалеть особо не о чем: такие снимки не могут быть красивыми. Телеобъектив лишает кадр фона. Крупные планы успешнее можно делать в питомнике.

Совсем редкий случай – тайное преследование по тропе в надежде, что зверь притормозит по своим делам и позволит сделать снимок. Могу вспомнить только один случай с лосем (ноги-то у него длиннющие: шагает, словно бежит) и один с ЕБО.
 
Сразу при углублении в лес я начинал искать взглядом старый гриб-дождевик. Индейский способ улавливания движения воздуха: пустить эфемерное облачко грибных спор. Пресловутый мокрый палец не идёт ни в какое сравнение по чувствительности. Когда идёшь на голос, только поначалу крадёшься прямиком, но метров за 75, а то и дальше надо обходить с учётом ветра. Слабый ветер с неустойчивым направлением – самое предательское дело. Шумящий ветер – помощник. Он маскирует шорох листьев под ногами. Особое терпение нужно, когда подкрадываешься к лежащим оленям. Голову на землю они почти не кладут. Подкрадываться к стаду почти бесполезно: слишком много глаз и ушей. Но медленно и терпеливо можно приблизиться к одинокому самцу, даже находясь в его поле зрения. Первый случай такого рода охоты кончился смешно. Приблизившись достаточно близко к самцу, который был обращён ко мне в фас, я ждал, когда он подберёт язык, некрасиво свешенный набок. Мимики у них нет, но в какой-то момент я понял, что он не спит и удивлённо меня разглядывает. В конце концов он поверил, что фигура напротив человеческая, и ломанул в чащу, не подбирая язык. Так я и унёс на плёнке смазанную на полуподъёме фигуру.

Со спины подбираться проще и лязг снимка может остаться не услышанным, но снимок получается слабо эффектный. В чёрно-белом случае неопытный глаз только рога и распознает.

Художественная сторона дела – воля случая. Дикий зверь – не послушная фотомодель. Малочувствительные цветные плёнки я заряжал очень редко и удача с ними не очень-то сопутствовала. Случались редкие удачи, когда лесной фон хорошо сочетался с фигурой зверя. Но обычно чаща получается совершенно невзрачной.

Если у кого-то возник вопрос, страшно ли в лесу наедине с его крупными обитателями, то ответ: меня некому было пугать. С самого детства усвоил правило не лезть к дикому зверью с поцелуями и я привык, что в подавляющем большинстве случаев они убегают, не дав себя даже минимально рассмотреть. А была ли реальная опасность? Возможно, я рисковал, когда тихо продвигался по тропам в плохо просматриваемых местах. Стадо приземистых подслеповатых кабанов близкого человека может не заметить в зарослях, если ветер сносит запах в сторону. Ведь шорох из-под ног человека и свиньи одинаковый. А кабан с клыками своими может ненароком не в том направлении удирать. Но как-то обходилось, хотя иногда я мог разглядывать волоски на свином ухе в окошке среди растительности. К сожалению, в таких зарослях фотоаппарат бесполезен. И вообще, столь обычный зверь, как кабан, из-за приземистости не подарил мне ни одного приличного снимка.

Боятся ли крупные звери нас? Убегают, как правило. Кабаны убегали всегда и сразу. Лоси могут не убегать, но такое бывало редко.

 Самец ЕБО в период гона при встрече с человеком может задержаться, прежде чем удалиться. Может спокойно следить, занимаясь своими обычными делами, если считает дистанцию безопасной. Но если я пытался в такой ситуации присесть и стать невидимым, то зверь беспокоился и уходил. Запомнился случай, когда хозяин гарема, заметив меня с другом сквозь чащу, специально выбежал на просеку, по которой мы шли, оценил нас взглядом, вернулся к стаду и увел его. Это пример чётко работающих оленьих мозгов. А в случае плохо работающих мозгов самец (только во время осеннего оглупения из-за любви) смотрит на тебя и проверяет своё зрение носом. Ха! Вне времени гона он верит глазам сразу. А самки никогда не сомневаются.

Безнадёжно желанный волк при первой встрече, в августе, когда я не взял камеру, пробежал мимо, не замечая меня. На нарочитый кашель лишь на секунду остановился, оценил взглядом и продолжил путь в прежнем темпе. Другой волк (осенью) дал дёру. В кадр он попал, но снимок оказался испорчен из-за дырочки в корпусе камеры.

Когда это кончилось. С детства я замечал, что встречи с оленями неумолимо становятся всё реже и реже. Последний увиденный лось, достойный названия «сохатый» (то есть с разлапистыми рогами), попался на глаза и даже в кадр приблизительно в 1974-м. Потом приходилось видеть только молодых с жиденькими рожками. Я читал, что численность ЕБО когда-то приходилось планово снижать из-за истощения кормовой базы. Но с какого-то времени проявились и результаты браконьерской охоты. Я не обольщался насчёт бесконечности «дикой жизни» в обстоятельствах урбанизации и браконьерства. Не один же я так просто проникал на охраняемую территорию. Последний удачный сезон был в осень закопчённого Белого Дома и новой конституции. Правда, сезон оказался весьма удачным.  Впервые удалось не через заросли, а на поляне наблюдать жизнь гарема. Я помаленьку прокрался на эту поляну и встал под прикрытием группы деревьев. С собой было аж две камеры с цветной и ч-б плёнками. Расстояние было великовато для детальных снимков, зато времени было много. Я видел и фотографировал ревущего хозяина гарема, видел короткий неинтересный момент совокупления. У них это явно не для удовольствия, а по долгу репродукции. Я видел шныряющих на краю поляны одиноких самцов. Пока я подбирался ещё ближе, стадо незаметно куда-то отошло, но близко от меня прошли сначала молодой самец, потом самка. Оба попали на плёнку. Равнодушие к моей персоне было немного странно. Допускаю, что олени сначала приглядывали за мной на солидном расстоянии и не беспокоились, считая дистанцию достаточной, а потом просто уверовали в мою безвредность.

Но сентябрь 1994-го года дал знать, что благодать кончилась. Я не услышал ни разу рёв, а запах учуял лишь раз. На следующий год – ни запаха, ни оленьих троп.

Давно минули бандитские 90-е. В руках моих – чудо-камеры с чудо-объективами (не то, что тяжеленный Таир3ФС), но ржавые суставы дают возможность максимум двухчасовой ходьбы. Это слишком мало для выслеживания копытных. Да и ещё кое-чего опасаюсь: а вдруг увижу кучки пластиковой тары и стихийные свалки строительного мусора.

Хочу сказать кое-что о фотоохоте в широком смысле. Прежде чем заняться этим делом, положите на весы следующие обстоятельства. На одну чашу – простое удовольствие от удовлетворённого любопытства и красоты дикого зверя, архитектуры, рассвета, заката, вообще ландшафта. На другую чашу – хроническую страсть унести копию с собой и неудовлетворённость, если не удалось. Допускаю, что есть любители, для которых эти две чаши не альтернативны, то есть они не страдают, если в хорошее время в хорошем месте под рукой не оказалось камеры или помешала своя нерасторопность. У меня так не получается. В этих строчках я совпадаю со своим ЛГ:

Укрылся диск за горизонт,
не сумерки пока.
В какой-то жалкий рваный зонт
сложились облака,
но брызнул снизу красный луч,
и вот - пожар небес
пылает снизу грядки туч,
как чудо без чудес.

А я без камеры, увы,
мобильник лишь один:
не взять жемчужин дармовых
в коллекцию картин.
Не пойман миг, так грош цена
в беспамятных глазах
картине той, что солнце нам
рисует в небесах.

Даже не буду пытаться объяснить необъяснимое – страсть к фотоохоте и изучению жизни в самом широком смысле. Почему у большинства HS  «время для себя» практически полностью захватывает репродуктивный инстинкт, а у подобных мне не полностью? Надеюсь, вы поняли, что я смотрю на мир не тем же взглядом, что люди, замкнутые на антропогенный мир, для которых зверьё – это сказочные персонажи, щенки и котята среди роз и прочих цветочков на глянцевых календарях, наводнившие интернет фотки болонок в трусиках и котов со шлемами из арбузной кожи. Короче, «звериная» развлекуха. Детей я ещё понять могу, но когда взрослые люди в эфире не стесняются заявлять, что не желают видеть в ящике, как лев кушает антилопу, когда их начальники снимают с эфира в дни траура просветительские передачи (палеонтология, этология – это что, развлекуха?), мне кажется, что общество свихнулось. Или наоборот: свихнулись люди, любопытные до жизни? А нормальная жизнь вне работы и выращивания потомства – поесть, подрыгать ногами на дискотеке, совокупиться, погреть телеса на солнышке, продемонстрировать свои автопонты?