– Здравствуйте, Город!
Как поживаете?
Дымите, курилка,
в природы форточку?
Давайте, поговорим!
Если хотите,
станьте,
как я –
Вам стоит лишь
присесть на корточки!
А, нет, то,
если позволите,
я могу взнебоскрёбиться
до Вашего уровня, -
туда, где облако
на облачка дрОбится –
и там побеседовать
с вами, –
как с ровней ровня!...
Город, Вы,
наверное, очень устали? –
Ни отдохнуть негде,
ни погреться.
А ведь у Вас под рёбрами
из бетона и стали
бьётся такое нежное
и хрупкое сердце!
Вы можете
подумать:
«Что это за шкет,
имеющий
до сердца моего
дело?!
Что?!
Он тоже хочет узнать,
отчего у меня в башке
грохочут трамваи
дико и оголтело?!
Отчего бессонными ночами
в душную тьму
я заламываю
обрубки
рук-мостов,
отчего
души своей
не уйму,
что шевелится во мне
миллиардами слов,
отчего
стал старее
столетнего дуба,
оморщинен улочками
и оплешнен дождями,
неужели
за рослость мою и удаль
я оплёван
и замызган днями?!
Отчего,
отчего,
отчего
вы, такие
умудрённые жизнью
человечки,
не можете
понять одного,
что я,
ваш громадный город,
не вечен?»
– Город, стойте,
город, подождите! –
Ваш голос
оглушителен
для ушей маленьких!
Мы можем думать,
как сейчас –
оглушительно!
Да маленькое ухо
слушать
станет ли?
Кто-то
кого-то
порой забывает…
иные вещи,
как воздух,
привычны.
Забыли пылинку, –
и это бывает;
забыли город, –
и это обычно…
Пойдёмте,
город,
по млечным аллеям,
опавших звёзд
собирая листья.
Пусть
нашу забытость
ветра овеют
и унесут
забывшим
в мглистость…
Февраль 1991 г.