Я - не энергичный. Я – энергоэффективный. То есть, я имитирую деятельность с эффектом энергичности. «Яркий эффект энергичности идентичный натуральному». Натуральность эффекту придаётся блеском глаз. «Блеск для глаз – в новых флаконах! Теперь – на 33% больше».
Тридцать три – это реально много! Это – треть. Это – когда, после каждого третьего эффектного взблёскивания, глаза включаются лишь на треть своей эффективной мощности: довольно! весело! радостно! Но уже - не ослепляюще. Лунно: отражённым светом предыдущего, троекратно гип-гип-продемонстрированного, гоп-гоп-энтузиазма.
Чтобы за время этого отдыхательного разрыва окружающие отложили на три секунды свои вечно закопчённые стёклышки и прямо заглянули ко мне в душу. И не ослепли. Три секунды – это рекламная пауза. Душа приоткрывается веками на треть для эффективной демонстрации её лучшей - надводной - части.
«Монолит! Гигант! Глыбища!»,- радуются окружающие. «Какой! Матёрый! Человечище!»,- восклицают они. И я – троектратным залпом последующего и очередного бурлескного взблеска глаз подтверждаю их несомненную правоту.
Их мне сомненную правоту. Сомнения мои как раз и скрыты под водою подводной части. Мои сомнения подводят меня. Выводят - и вводят меня. На чистую воду – и во искушение. Коему я поддаюсь - и снова поддаю жару. Блеск глаз – лишь отражАние глазами этого жара, раздутого внутри меня.
Жар – это жанр? Тогда всё, что я хочу с ним вам сейчас поведать, можно высказать и в ином, ещё более продажном, виде. Комедии, например. Ко-медиа, масс медиа, кос-метика… Я мог бы выбрать и куда более кассовый триллер, но лаковый целлулоидный ужас может приоткрыть ваши глаза чуть-чуть на больше, чем мне всегда требуется…
Потому я пишу в жанре рекламной паузы. За то время, на которое я вам, снова и снова, навязчиво и ослепительно смело приоткрываю надводную часть моей души, вы как раз можете сбегать в холодильник. В очередной раз и за чем-то чуть более вкусненьким. Пока я эффективно трещу за кадром обо всём блеске моей эффектности, вы привычно сбегАете от меня в рефрижерированный раёк. А если вдруг однажды его холод, после моего-то жара, подействует на вас отрезвляюще? Это – эффект контрастного душа. Это – эффект на который совершенно не рассчитаны рекламные паузы!
Это то, на что рассчитывает жизнь. Это – точка отсчёта. Это когда смолкают трещотки и, остающийся единственно значимым, надгробный голос начинает обратный подсчёт. Где-то за кадром ещё раздаётся ваш бодрый отрепетированный смех: «Мы! Его! Теряем!», а в кадре уже блещут блицы. Это – вспышками - жизнь покадрово уносится перед глазами. Но мелькание уже никого далее не ослепляет: в нем не показывают блеска. И глубинного смысла, припрятанного под водою всегда прятавшихся от вас слёз, в нём (и в ней) тоже не оказывается. Случалось иногда немного радости и много – довольства. То бишь - самодовольства. Которое само и привносило эту трёхмерную эфемерную радость. С душком, совершенно идентичным натуральному.
А жар… да вряд ли жалкой неэффективности последнего вздоха-выдоха хватит ещё на то, чтобы опять вдохнуть в него жизнь. Вновь раздуть огонь уже не удастся: то, что раздувалось так эффектно всю шумную жизнь даже не и лопнуло с обещанным, зазря провисевшим на стене, треском в финале. А сдулось. Сдалось.
Да сдалось оно вам! Ведь вы-то, в отличие от меня, всё ещё и все ещё – энергичны, эффективны, эффектны... Хоть и с тем же дефектом – так человечески идентичным натуральному…