писать о любви не имело никакого смысла. наш вагон был оторван от общего состава и мы, тридцать, с лишним, человек были загнаны в тупичок для последующего отправления в столицу. время ожидания составляло три часа. это именно тот отрезок времени, который не был непосильно велик, но и малым назвать его было не просто.
мокрый перрон от дождя веял обреченностью и усталым окончанием дня. сквозь наполовину открытое окно, доносились голоса случайных людей, не менее случайных, чем мы сами.
в самом вагоне царила тихая влажная духота. ее консистенция казалась густой и вязкой, она имела свойство туманить рассудок и делать наши лица влажными. особенное влияние она имела на тех несчастных, которые так и не смогли уснуть несмотря на горизонтальное положение и бесчисленное количество овец, ягнят, баранов и прочих парнокопытных сноносцев.
спящие же, наполняли наше железное укрытие сладостно-кисельными капсулами воображения. дыхание дождевого воздуха периодически разрывало некоторых из них и все мы могли стать свидетелями разноцветных наполнителей. одни были легки и не назойливы, другие же были тяжелы и у особо чувствительных начинали виднеться слезы. а те капсулы которым удалось уцелеть, повисли на верхней части окна в виде капель дождя и если присмотреться, то видно истинное положение вещей.
этим вечером город явно горевал, но против никто не был. прохожие, будто были солидарны: мужчины не тушили своих сигарет, а женщины не доставали зонты. даже здания изрядно темнели, багровели поддерживая общую серость.
где-то под ребрами иглой кололо желание попасть домой. точнее даже не в сами стены, а в предмет который являлся для меня домом. хотите меня украсть ? берите мой инструмент и заносите в любое потребное вам здание и изо дня в день, стану приходить туда не чуя угрозы. я не ослепну! нет! просто буду счастливой. и сейчас находясь в *** километрах от любимой ласточки, глупое сердце дает перебои и кисти ломит от желания прикоснуться. все симптомы тоски о ней с родни старушечьим порокам: ломит, вздохами полнит и дарит бесконечно красивое умение смотреть в глубины горизонта, в даль человеческих судеб и в царство вечной памяти старинных фотографий.
и вот мы уже едем. пространство мгновенно наполнилось гулкими голосами, мерзкими беседами целлофана и кульков и я со своими пожилыми глазами смотрю в окно .