Часть 1
I
Закрылись кавычки, как смолкли голоса.
Закончился выбор: возможно, нет, да...
Прибывает рейс раз в сотню лет
И с поезда на сцену сходит поэт.
Поезд невидим, стук колес не слышен.
Его не замечаем, живем и дышим.
Город или село, ветер или дым,
Каждый занят чем-то своим.
В век идущий так скоро на убыль,
В век за номером двадцать один,
В век оскалившийся, но беззубый,
Поэт, как и поезд. стал невидим.
II
Он вышел на сцену ,молодой пророк,
А плотников нет и нет молотков,
И сцены, как следствие, тоже нет.
Царит лишь неоновый круглый порок.
Порочен был и поэт.
Поистаскался в дороге.
Курочку жрал на обед.
Ехал не с неба, а с моря.
Стихи предстояло писать на заказ:
Один как все, а всех будто нет.
И чтобы все мысли не в бровь, а в глаз.
И чтобы всегда был доволен клиент.
Вместо истины-худшая часть,
Вместо любви еду прославлять
И слогом стиха рекламировать сэндвич
В пижонском кафе на Брайтон Бич.
III
Как правило, зная похлебки состав, ты вряд ли ее станешь есть.
Поэт рекламировал много отрав, не больно завидная честь, однако...
Постойте, а разве он плохо живет? Нет бремени сцены, смыт славы налет,
Не выросли крылья-так есть самолет, лекарства заглушат излишний гнет.
Сэр Мартин не знает кому он платит.
Он смотрит в глаза, а в мыслях то цент,
One dollar за черное в белом-хватит,
Сэр Мартин-всего лишь рекламный агент.
За сетью кафе невидим кукловод.
Елки не видно, лишь хоровод,
В море прилив ом скрыта скала,
Облаком медным ехидно прикрылась луна.
За границей как и у нас,
Бросил камень-чинишь стекло,
Даже если ты-Сэм, то тебе повезло
Не больше, чем если ты-Стас.
IV
Но не суть, нет проку от лая собак,
Как утерян смысл моих слов.
Наш герой, поэт, наш опасный чудак
Покидает обитель отцов.
Обо всем, что случилось в Москве ходит полная грусти молва.
Ты готов испытать на себе, велики ли у страха глаза?
Ты вообще что-то слышал, или только жевал?
Расскажи, что все будет, что не зря ты все ждал!
В синем небе бессмертных душ...зияет дырой черный провал.
Ты готов слышать что тебя ждет, или ты уже убежал?
Тот же поезд, гудя, прибыл летом
На потертый Казанский вокзал.
Пассажир был напрасно одетым,
Знойный август его донимал.
Душный город-кого пощадил он?
Душный город не любишь ты сам,
Но подъехал автобус-вошел он в салон,
Предпочтя потолок небесам.
Я тут ересь романтики вяло крутил,
А о главном совсем не сказал,
Ведь о главном-значит о бытовом,
А поэт наш как все-работу искал.
V
Нужно время среди написания виршей
На поход в магазины сыскать,
Можно-наоборот, захлебнувшись пищей,
Немотой языка страдать.
Лишь о выборе том, что сделал поэт
Предоставлю вам здесь гадать.
VI
Раскрылись двери ресторана,
Ан-нет, грошового кафе,
Куда приходят только спьяну,
Где пьют до первого туше,
Где острый запах чешет ноздри,
Въедаясь в кожу изнутри,
Свободных касс там вечно три,
Ты заходи, а не смотри.
Да заходи ж, ступай нестрого,
Туда-туда, где дядя Сэм,
Не будь ты вечным недотрогой
(нет человека-нет проблем).
Ты получи, да распишись.
Э, у тебя медкнижки нет...
Ты одевайся, торопись,
Народ желает плотно жрать,
Ты рекламируй наш обед, поэт...
VII
Так проходили дни поэта,
Подспорьем слабым может быть
Хвала смердящему обеду,
На что-то надо и кутить.
VIII
Бесчинствам всем противно небо,
Таланты свыше нам даны,
Таланты не пропьешь наверное...
Вино-причастье сатаны,
Однако и оно бессильно,
Не даром властен лишь поэт.
Любовь поэта это сильно!
Даже сквозь смерть в рассвете лет.
Он может и продался бутерброду
И не воздал хвалу в нужде народу,
Однако, под покровом ночи,
Он в свете лампы на столе пророчил.
Пророк, по чем же твой талант?
Почти мертва твоя любовь.
Она скучна, как нам Рембрандт
Ты ее в тайне славословь
IX
Аннет работала в две смены,
Поэт любил свою Аннет.
Она - как дирижер степенный
Определяла звон монет.
Аннет работала на кассе.
Ей было 20 с чем-то лет
И каждый день в коротком платье
Ее стремил с работы бег.
В коротком платье и поэта
Немудро сбить с его стези.
Пророка душит тлен любви, как дама бьет валета,
Как русло изменить реки.
X
Теперь не мог поэт писать рекламу,
Поэт безумно, бесполезно полюбил.
Неважно, грудь ее или помаду.
Немало чар. Немало третьих сил.
Она проста, так незаметна, так бездарна
И бюрократия ее всей жизни долг.
Таких проклятых клерков есть казармы
И длинноногих секретарш священный полк.
Ну что же, черт возьми могло поэта
Влюбить вот в эту...в эту? в эту!
Однако, он почти не знал ее,
Лишь видел мельком из под платья нижнее белье.
Ох, эти мне инстинкты, мне на горе.
Неужто. боги тоже вечно жаждут женщин?
А боги-женщины, вы жаждете мужчин?
Так их полно, людей-то нынче море.
XI
Восьмая чашка кофе, на столе листы.
Родить мне новый слоган не дано, увы,
А старые повсюду так слышны,
Рекламы крик наверное слышал ты.
А если не заставлю я творить себя,
То мне настало время уходить.
О боги, но на что я буду жить?
Аннет любить лишь чтобы свой талант сгубить...
Так размышлял поэт за чашкой кофе,
Перебирая на столе листы.
Еще в запасах что-то оставалось, вроде,
И через час он спал, ему явились сны.
Отвергни путь свой, он ведет в могилу!
Но не внимал морфею наш поэт.
Не чуял он ту третью силу,
Что прерывает жизни легкий бег.
XII
Холодный ветер задувал за воротник.
Осенний дворник, будто ада духовник.
Героя моего свалил ознобом в 10 дней.
Он спал, сморкался, не ел. не звал врачей,
Не знал идей, не признавал распятий,
Лишь часто молча в комнате курил.
От изоляции герой мой спятил,
Деизолироваться, впрочем, нету сил.
XIII
Но время, что же ты творишь в миру!
Ты лечишь все могильною плитой.
Любовь, простуду и температуру...
Сметаешь с праха пыль своей рукой.
И снова забегаловка поэта.
Свободных касс там, как и вечно, три,
Но нашего героя там уж нету.
Бездарный мусор бизнес регулярно выносил.
И мистер Сэм, агент рекламный
Не пощадил поэта, право, славный малый.
Ты опоздал и не принес девиз.
Ищи работу. все, я занят. Leave me, please.
И так в кафе и пятом и десятом.
В дыре любой есть нынче дядя Сэм,
Который и не думает о том,
Кому доставит сонм иных дилемм.
Дилемм, что остаются тем,
Кто вдруг теряет все, что не ценил.
Поэт тащился медленно, курил,
Похож на тело вдавленное в ил.
XIV
Антракт, пока барахтается эта
Пустая. безымянная душа
Не в царстве тьмы, ну или света,
А в сером нечто плавает она.
Неужто и поэт уж спился?
Неужто пробил смертный час?
О вы! Зачем на свет родился
Если не слышен среди вас?!
Поэт для вас отнюдь не чудо века,
Поэт для вас постылый фраерок,
Шагающий средь ночи в реку.
На шее-камня неотвратный рок.
Бежит река, несутся дни и ночи.
но новый день не лучше прочих.
Конечно. самый главный-ты,
Тебе постылы и смешны мы.
Однако. так или иначе,
По жертвам войн мы редко плачем.
И если ты среди других иной,
Заткни ты пасть, не пой, не ной.
Часть 2
I
На мертвом дне бездонных яслей,
Где стелет мокрый пол бетон,
А хлеба черного батон за жизнь
Всей жизни цену делает ясней,
Не позволяя больше встать,
Если упасть сумел туда.
Вас оставляет умирать, лишая сил, еды и сна.
Борясь за жизнь без счета дней,
Стараясь быть подольше в мире,
Ты все же начинаешь жить скорей,
Болтаясь как вода в дрянном...
II
Бездомные ночуют на вокзале.
Такой уж глупый на земле закон.
Сюда поэт уж прибывал как барин,
Тогда в автобус он садился не спеша.
В автобусе тепло его пекло нещадно
Теперь в углу вагона он дрожал.
Оборванных гортаней стоны
И лужи звук из под ворот.
Закрыты ночью все притоны.
Не выходи ты за порог.
Вратами ада назову
Врата. которые внезапно
Придут в любую вдруг судьбу
И в них ты сгинешь безвозвратно.
И я о большем не прошу,
Ты слушай и мне просто верь.
Ты не губи свою судьбу,
Не выходи ты в ночь за дверь.
Так думал наш с тобой поэт,
О теплом доме вспоминая.
Но здесь тепла простыл и след.
Здесь лишь подмир и здесь воняет.
III
Иная стайка босяков
Искусства люд терпеть не может.
Они до нитки оберут
И длань закона тут не может
Помочь поэтов нам спасти,
Однако, как ни странно, босяки,
Которые поэтов принимают,
Об этом уж жалеть не устают,
Хотя, не долго-долго не живут.
Итак, их было весело и пьяно
Четыре из десятков тысяч.
Из множества Москвы изъянов.
Что в подворотнях плесень ищут.
Сосуд, не разбитый под вечер в угаре
Наутро был поднят дрожащей рукой.
Хозяин руки искушен был в таре.
Стеклянный стан-как девичий-родной.
IV
Щетина никак не мешает таланту,
Подспорьем ему и дрянное вино.
Поэту как грубому адаманту
Не нужно оправы скупое ярмо.
Бродягам даже не роняли пепел в душу
Его глубокие безмолвные стихи.
Они нечитанных закрыли нишу.
Они не принесут дохода-об Аннет они.
И все же, я уверен твердо,
Со мной в согласии быть можешь, или нет,
В стремлении к любви жизнь истребив позорно,
Пускай кассиршу, но свою Аннет найдет не всяк поэт.
V
Все это-вздор -он думал, пробираясь
По переулкам городских лесов.
О, как вернуться мне, пасть ниц, сказать ,что каюсь.
Тому, кому понятен смысл слов.
Быть может, просто надо не любить,
И вздоры обращая к потреблению,
Себя бы невзначай не потребить...
Тогда конец коленопреклонению.
Ох и попляшет, сволочь, дядя Сэм,
Когда мне скажет "сэр" его сэр Мартин.
Он будет здесь бродить меж стен
И продаваться нелюдям за фартинг.
О нет, вы не подумайте, читатель.
Я ненависти к янкам не коплю.
Но я не небоскребов обладатель,
А их стихов не слышал и не знаю.
Итак, все решено, спустя полгода,
Что я ночую черти знают где,
От чувств я декларирую свободу.
Квартира, дача, машина, сигары, вино,
Меж молоком и кефиром свобода выбора,
Но и не только.
Хочу жить привольно.
И самодовольно.
Пускай процветает в свои сорок лет
Без всяких Аннет горделивый поэт.
VI
Не грянул гром, ведь пишу не былину,
Но, верно, заметили там наверху:
Как был человек изготовлен из глины,
Таким и остался на подвиги скуп.
VII
Поэту везет, ведь практичный он малый.
Практичность и веер заманчивых слов
Сэр Мартин его принимает тот самый,
Лишившись, о чудо, шипов и зубов.
И месяцы снова как гончая в поле
Стремглав полетели, пророча финал.
Про поезд, Аннет и вокзалы он боле
В уютнейшем кресле не вспоминал.
За месяц -он лучший, за два он повышен,
Полгода и крупная сумма при нем,
Два года, поэт -не поэт, стих не слышен.
Становится коршуном над воробьем.
Сбылось,
Хвала богу,
Сбылось,
Мне налей,
Куриную ногу
Я ем поскорей,
Красотку сажаю
На модный харлей,
Эй. Мартин! Я занят.
Исчезни скорей!
VIII
Антракт второй, короткий, грустный.
Поэта нет, он даже не пишет.
Румяный, полный господин он,
Вот только глуховат и тяжко дышит.
Что лучше? Если б он не прибыл?
Не полюбил, не разлюбил, не пал и не вознесся?
Но город же от скуки на луну завыл,
А так-история с финалом-всяк проснется.
IX
Поэт в себе пронес черту одну,
Он мог смотреть ,не морщась, на своего кафе еду.
И даже среди пятниц и суббот
Здесь посидеть он находил часок.
В один такой визит он сэндвич заказал.
Большой, горячий, может, вкусный с мясом хлеб,
Которым аппетит свой напитал бы,
Насколько можно жирненький клиент.
Жир, как известно. вроде быстрого ума.
Заметен сразу, равно как его причины.
Жир выделит тебя из миллионов ста,
Став символом богатого мужчины.
X
Поэта не готовила судьба
К тому, кто протирал столы кафе.
Пока он сэндвич молча поглощал,
Он увидал свою Аннет.
Но тут его задергало нещадно,
Он грузно себя на пол повалил.
Боролся он за жизнь, вдохнув нежданно
Кусок, который вынуть нету сил.
И он заскреб ногтями по паласу,
Затем в последний раз он побледнел.
Приняв себе предсмертную гримасу
В обнимку с сэндвичем, который ел.
XI
Потом все скучно стало и постыло,
Его опять всесильный бизнес хоронил.
На кладбище безлюдном, сиром.
Он затерялся средь иных могил.
Осталось ждать земле чуть меньше века
Прибытья поезда, в котором человек.
Прошу, его не упустите, знайте, это
Мессия прибыл с именем Поэт.