* * *
Чёрт зазря в божьих окнах увидел пустырь,
Где терновник, елей и церковный туман,
Где, с иконы спустившийся, слеп поводырь,
За хозяйским столом, в одиночестве, пьян.
Чёрт не зря в стылых венах зажёг желтизну -
Тусклых лампочек свет затемнил веры смысл.
Дряблый лифт, что хоть как-то возил по утру,
Изливает нутру межэтажную мысль:
Эпохальный дурман – эпатажных онан….
Мне – в похмелье черпать лабуду дураков;
от исчадия им черт танцует канкан…
Богу – богово, мне…и во веки веков.
***
Ты такая мрачная и ноющая – эта моя утренняя боль:
Жадная, липучая и стонущая, слёзным потом отложила соль.
Нервом стылым тело затянулось, жилами свело и… вдруг распутало –
Только что собака улыбнулась, что всю ночь одна меня баюкала.
Летними цветными тротуарами, радужными фантиком мороженным,
Пробегут с баулами базарные – из окна я вижу их, стреноженных.
Отошла недолга, как приснилась, но мозолит глаз сухое дерево,
А на нём гнездо печали свилось – мне привет с покинутого Севера.
Кофе пахнет странами заморскими, я там был, и странно, что не там
Заколочен правдами, как досками, мой похмельный пыточный вигвам.
***
Во всех углах светило солнце,
а в стенах бился белый голубь,
и как в подтаявшую прорубь,
в моё разбитое оконце
вплывали черти – драться, спорить…
***
Старый лифт стал снова вроде гроба, снова вниз, и снова в никуда.
Лязгает печальная дорога, все – туда, и ты, как все – туда.
Но сегодня…. кончился запой, мир вокруг надменно расступился,
Серый, настоящий и чужой – я, трезвея, ночь ему молился….