Голова тяжела, словно после большой попойки.
По стене ползёт плесень. В палате – и грязь, и лужи.
Я уже с сентября издыхаю на этой койке.
За окошком январь. В старом городе – снег и стужа.
Всюду серость и темень. С иконы глядит распятый,
как я харкаю кровью, как ною больным животным.
Как похожи казармы, больницы и казематы
в этой бедной стране, хмуро смотрящей в наши окна!
Мне-то есть с чем сравнить. Я взирал на мир сквозь решетку,
я стоял под ружьём, отлежал бока в лазаретах,
где зализывал раны как пёс, и лечил чахотку.
За какие грехи мне судьба даровала это?
Впрочем, это теперь и неважно. Совсем немного
мне носить это тело с заплатою на заплате.
Не пройдёт и недели, как я повстречаюсь с богом,
померев от удушья в забитой людьми палате.
Но не могут забрать меня в ад без издёвки черти.
Шутит злая судьба надо мною без всякой меры.
Я сегодня узнал, что, пока дожидаюсь смерти,
царь расщедрился и произвёл меня в офицеры.
Мне двенадцатый год небеса – что твоя овчина,
бо меня самодержец изволил упечь в солдаты.
Отчего ж мертвеца не порадовать новым чином?
Чин согреет в гробу, когда будут стучать лопаты!
Облачённый в шинель и в солдатский сапог обутый,
осуждённый за мелкую шалость, как преступленье,
ни за что ни про что я спиной ощущал шпицрутен,
ни за что ни про что дагестанцу служил мишенью.
Так-то жизнь и прошла: где-то в муках, а где-то всуе.
А мои эполеты, что я получил за службу,
передайте царю, и пускай государь засунет
их в свою августейшую задницу, и поглубже.
Его царственной милостью скоро помру до срока.
Хоть бы он провалился сквозь землю, честнОе слово.
Всюду мрак, и зима тяжко дышит сквозь наши окна,
убивая дыханием всё, что здесь есть живого.
Спит под снегом Москва, и десяток двуглавых куриц
смотрят с башен кремля на привычные им пейзажи:
мёрзнут нищие люди среди бесконечных улиц,
да бредут арестанты в Иркутск в кандалах под стражей.
30 ноября 2014 г.