Я в гору вел тебя тропой,
знакомой мне, короткой, но крутой,
и представлял: когда устанешь –
сама себя решительно обманешь,
разгоряченно-неопасливо прильнешь
и влажным поцелуем рот зажмешь,
но лишь вершина, я решил, нам станет ложем,
где ветру мы раскрыться сможем,
ты солнышком в руках моих взойдешь,
увидишь моря пламенную дрожь,
рапан души моей увидишь и поймешь.
Я не для этого стал нужен.
Не нужен стал, когда устал
и был в плечо слегка укушен.
О сыне вспомнила. О муже,
попавшем в шахте под завал.
А море ей казалось — «мутной лужей».
Я ей из Бунина читал:
«Она лежала на спине,
нагие раздвоивши груди,
и тихо, как вода в сосуде,
стояла жизнь ее во сне…».
«Я разве сплю?» — спросила, глянув,
как на больного, не стесняясь.
Взглянула бегло на поляну,
привстала, скучно одеваясь.
……………………………………………
…Если бы я снова
был на той горе,
на той тропинке,
я бы целовал тебя чаще.
Я бы не стал торопиться
в путь обратный.
В конце концов, это невозможно:
быть раковиной, через которую
слушают
шорохи моря.
1978. П. Кабардинка. Гора «Безумная».