Слышу настоящий голос, интонацию, которой много лет,
но которой теперь почти уже нет!
Посмотрел – какое небо? – небо замечательное,
живое и меняющееся с каждой строфой… и все к лучшему –
бегущему, плывучему!
Бегущее облаками слов и образов,
быстро, как по черно-белому пространству старой кинопленки,
которой не удержать,
и которой хочется верить, следовать и, иногда,
от шуршанья, от звуков которой, хочется уши зажать –
больно становиться больно... Рывками, как восход Сверхновой,
как подходящий, шипящий паром, поезд стариков Люмьеров,
слова поют, выпевают ритм – им и нам – всем
всплыть помогают однажды или всегда, навсегда, насовсем!
Цирк уехал – куда-то в сторону, но в сторону зовущую,
несмотря на непопутный ветер и слезы,
шарики, локоны и резкий запах мимозы…
Пластинка замолчала, но из кожи вон хочется ее звук продлить
в Бологом ли, в Париже,
или, как я, – ближе – в городе Пиза, где нет вертикалей –
все под углом, окутано марлей,
мрамором черных и белых клавиш –
их без души играть не заставишь…
Не оставайся, не останавливайся – твой ритм и калейдоскоп красок и слов (снов?) делает из черненьких знаков бегущих, то (те)
ради чего стоит учиться грамоте – противодействие немоте –
действительный (действующий на душу) мир, а не газетные истины,
что пачкают руки и пахнут тиной.
Все-таки слова шлют нам приветы, да и какие –
бОльше сиреневые, сизые, чем голубые…
Флаги уже подняты – держи их высоко, размахивай ими по сторонам –
как на красную тряпку, видную нам –
отзываются не только быки, но души!
За ритм и музыку слов, сплетенных на подобие кружев,
но не ручных, а пенных, природных, пригодных на все – спасибо!
Ибо крылья таки совершают полет –
они видны - не стрекозиные, не льяные,
но нежные неожиданно, будто живые.
Дай тебе Бог – держись! А ты остальным (помногу) –
тем, кто сколько унесет и вынесет, шагая не в ногу.
И кто осилит эту кремнистую и пустынную, в общем, дорогу
имя которой – жизнь.