И спал балетмейстер, дымил сигаретой поэт,
и долго летал по луне невесомости ворон.
И так бы и было, пока не проснулся бы свет -
но дым сигареты вступил с балетмейстером в сговор.
И - нет, как и не было. Значит, язык проклял гимн.
Пропетое "завтра" превращается в мифологию.
А значит, по меньшей мере поэт - двоим.
А значит, что каждая песня - любая - оргия.
Исчезло. Нет; не было. Как человек; архаизм.
Так покидало с улыбкой немого укора
что-то безмерно конкретное, как - жизнь;
что-то до страсти знакомое, как - соло.
Поэтам положено спать на балетах. Поэт
бухает и ноет, по пятницам - мордобои
в трактирах. А всем так хочется не болеть...
Вот это, - слышишь, поэт? - реально "до боли"
Они танцевали: "... не наш, ты не наш, ты не наш..."
"А что ты хотел услышать, когда при простейшем
движеньи руки Бог превращается в блажь,
а кроткая сценка любого сумеет утешить?" -
заметил ему балетмейстер, пока тот спал,
и вслух из газеты: "Луною раздавлен ворон".
Меж губ его - храп, а поэта - дамасская сталь -
врезает во все направленья прошение "вольно"
И стало настолько тепло, что невмочь терпеть,
и уже основное пространство заняли поры
у чего-то до боли абстрактного, как - смерть,
у чего-то до ужаса чуждого, как - хоры.
Значит, дым: а) раскаялся; b) был шпионом; c) Бог;
d) прощен. Но лучше - всего понемногу.
И какой, не понять, они требуют давний долг,
когда блажь при движеньи руки превращается в Бога?