Часть первая. Питер - Москва
Это моя самая любимая история.
Но сначала - небольшая предыстория.
* * *
У моей бабушки по линии мамы было три сестры и брат. Старшая сестра не имела детей, ещё одна умерла молодой и не успела создать семьи, зато остальные расплодились как следует, и потомки их осели в самых интересных городах бывшего СССР - Москве, Питере и Одессе. Мы, москвичи, очень дружили и с одесситами и с "ленинградцами" и с удовольствием ездили и туда и туда. Привоз и Эрмитаж были такой же неотъемлемой частью и нашей, московской, жизни.
Да и с родственниками, что в Одессе, что в Питере, нам, прямо скажем, повезло. В Питере нас всегда любила принимать тётя Лариса, жена двоюродного брата моей мамы, военного моряка и капитана первого ранга. Мама моя всю жизнь проработала в гражданской авиации, и стоило им с дядей Димой встретиться, как разговор неизменно сводился к обсуждению двух вещей: почему самолёты не падают, а корабли не тонут. Дядю Диму всегда поражало первое, а маму - второе. Выясняют до сих пор.
И вот в один из моих приездов в Питер в конце 90-х тётя Лариса дала мне книгу. Я только и запомнила, что на обложке её была фотография православного старца. "Почитай, - сказала тётя Лариса. - Это Серафим Вырицкий. Ты знаешь, где Вырица? Это тут, рядом." Но на тот момент моей молодой и несознательной жизни всё это было мне как-то "не в тему", и я отмахнулась: "Да, ну Вас с Вашими попами."
* * *
Однако прошло совсем немного времени, и я пришла к христианству и решила креститься. Это был ноябрь 2000 года. Стояли настоящие "крещенские" морозы.
За день или два до крещения я зашла в книжный магазин, меня потянуло в отдел православной литературы, и взгляд мой тут же встретился со взглядом... Серафима Вырицкого. Это была та же книга, что и у тёти в Питере. Уже совсем с другими чувствами - почти благоговейно - я взяла её с полки, перевернула обложку и... застыла в изумлении. На титульном листе книги было написано: "Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий. В миру - Василий Николаевич Муравьёв."
Ведь тогда, в Питере, я даже не открыла эту книгу. И тётя Лариса как-то просмотрела это совпадение. Мало того, что я Муравьёва. У меня и отчество - Николаевна. А жену старца, как я узнала из этой книги, звали Ольга. А ещё он писал стихи. Об этом удивительном человеке я могу рассказывать часами.
Я тут же позвонила в Питер и той же зимой поехала в Вырицу. И была там ещё не раз. Батюшка Серафим и его духовное завещание надолго стали маяком в моей жизни. Если вы ещё не читали, то советую найти в интернете и прочитать это изумительное произведение, написанное белым стихом.
Но всё это была предыстория. А теперь - собственно история.
* * *
Как-то весной, несколько лет спустя, мы собирались дома у моей хорошей подруги Веры Ткаченко. Повод был не самый радостный - годовщина смерти её мужа, замечательного художника и востоковеда, Николая Ткаченко. Я не знала Николая при жизни. Когда мы познакомились с Верой, его уже не было в живых. Но его дух, его дела, два чудесных талантливых сына – Дима и Петя - всё говорило мне об огромной внутренней силе и красоте этого человека. И мне казалось, что я тоже знаю и люблю его не меньше чем те, кто действительно знал и любил его, кто застал его и работал с ним.
За день до события наша общая знакомая, журналистка ТАСС, очень настойчиво и несколько раз напутствовала меня: "Я сама у Веры быть не смогу, но там будет Марина из Таллина, и тебе обязательно нужно познакомиться с ней." - "Хорошо, хорошо." - "Обязательно!" - "Хо-ро-шо." Зачем с Мариной, почему именно с Мариной? Она не объяснила.
Но Эстония и Таллин мне были всегда очень интересны. Я ещё ни разу не была там, в то время как моя одна восьмая эстонской крови била копытом и рвалась туда со страшной силой. Мой прадед по линии отца - Альфред Липпинг - был эстонец, служил в российском императорском флоте и чудом выжил в печально известном сражении при Цусиме. Там погибли девять из десяти наших моряков. Этот факт его биографии волновал меня чрезвычайно: погибни прадед - как остальные - в том ужасном сражении, и что? И не было бы ни моей бабушки, ни папы, ни меня. Но Господь сохранил ему жизнь. А после русско-японской войны он ушёл из флота и переехал из Ревеля (бывший Таллин) в Санкт-Петербург. Там и родилась моя бабушка. Там же, в Питере, прадед и похоронен. Но вернёмся в наши дни, в Москву и в дом Веры.
* * *
В доме было много гостей. Все представлялись и знакомились, но - как я ни искала - Марины из Таллина так и не нашла. Почему-то я не догадалась спросить о ней у хозяйки дома. А, может, подумала - не судьба.
Вечер заканчивался, я стала собираться домой. Молодой парень в прихожей надевал ботинки, когда кто-то из гостей спросил его:
- Эдик, ну, как служилось в эстонской армии?
О! Эстонская армия - это Таллин. А Таллин - это Марина! Значит, она должна быть где-то рядом. Эдик действительно оказался сыном Марины. И сама она стояла тут же, в коридоре.
- Вы Марина, из Таллина?
- Да.
- Мне было строго-настрого наказано познакомиться с Вами.
И пока мы с Мариной и Эдиком дошли от дома Веры до троллейбусной остановки и доехали до метро, я успела рассказать Марине о своём легендарном прадеде, а она - пригласить меня в Таллин. Мы договорились, что я приеду летом, в августе.
Часть вторая. Небесный друг.
* * *
Таллин показался мне очень родным. А старый город - просто сказочным. Из него не хотелось уходить. Казалось, что тут живут эльфы и гномы. В юности, в институте, у меня была кличка Гном. А значит, это мой город - город Гнома.
Кличку эту я получила в горном походе по Кавказу. Будучи сама не самых крупных габаритов, я - как и все в турклубе - таскала на своих хрупких плечиках огромный ярко-алый "Ермак". И на первом же серьёзном перевале "сломалась". Мальчишки взяли мой рюкзак и понесли наверх. Приходят они с моим рюкзаком (а я и без рюкзака еле ноги волочу где-то сзади), и кто-то из наших возьми и скажи: "О, дом пришёл, а гнома нет!" Рюкзак мой "пошёл" дальше, и тут появляюсь я. "О, гном пришёл, а дома нет!" Все хохочут. Да ещё и куртка у меня была брезентовая с капюшоном - ну, точно "мой маленький гном". Так и прозвали.
И так я гуляла каждый день по городу гномов и своего эстонского прадеда, а вечером приходила в офис к Марине - в её "Русский дом в Таллине". Она отрывалась от очередного русско-эстонского культурного проекта, и мы направлялись в какое-нибудь интересное место с ней и её мужем Олегом или шли ужинать к ним домой.
В последний день, накануне отъезда, я так "уходилась" по этому Таллину, что пришла к Марине чуть раньше обычного. Ноги гудели, никуда уже не хотелось. Просто посидеть и отдохнуть. Офис занимали стеллажи с книгами - огромное количество книг. Моё внимание привлёк толстый корешок с золотыми буквами. Я подошла поближе и прочитала: "Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий".
- О, Марина! А ты знаешь, что Вырицкий в миру был Муравьёв?
- Точно... Надо же вас с Геной познакомить!
- С каким Геной?
- С Муравьёвым!
Я не знала, что род Серафима Вырицкого продолжился. Книга, которую я прочитала, об этом умалчивала. В ней говорилось только, что до 40 лет преподобный жил в миру, был женат, и у него был сын. Но сын этот был убит в 1941-м году на фронте, и по всему выходило, что род Вырицкого прекратился. Но оказывается сын его тоже успел родить перед смертью сына. А сын того сына, Геннадий Муравьёв, жив-здоров и живёт в Таллине. А какой же русский в Таллине не знаком с хозяйкой "Русского Дома"?
Марина тут же позвонила Гене, но он был занят в этот вечер, а на следующий день я уже уезжала. Жаль. Ну, ладно, как-нибудь в другой раз.
Но эту книгу - более подробную, с фотографиями из семейного архива - Марина мне подарила.
* * *
На следующий день она провожала меня на поезд. Сюрпризом пришёл и Олег. Мы прощались, обнимались. И вдруг лицо Марины вытянулось от удивления: по перрону шёл... Гена и провожал в следующий вагон того же поезда своего друга, уезжавшего в Москву.
- Гена, это - Оля. Оля, это - Гена.
Мы с Геной только и успели что переглянуться, но этого было достаточно, чтобы он сказал:
- Оля, я сейчас его быстро посажу и вернусь!
До отхода поезда оставались считанные минуты, когда Гена подошёл к нам. Мы немного поговорили, обменялись визитками. На прощанье он сказал:
- Я бываю в Москве и позвоню Вам!
* * *
Такие удивительные, волшебные совпадения всегда наводят на мысль, что между двумя людьми, встречающимися на этой планете, всегда есть кто-то третий, невидимый, который всё это и подстраивает: тот же поезд, и не предыдущий, а именно следующий вагон. Было совершенно очевидно, что всё это происходит не без участия нашего небесного друга.
* * *
В ноябре, в канун моего крещения, в моей московской квартире раздался звонок. Звонил приехавший в Москву Гена. В то время и на той квартире у меня ещё был городской телефон и определитель номера. Первые три цифры номера, отобразившегося на определителе, совпадали с первыми цифрами моего номера. И Гена, конечно, спросил:
- А Вы где-то в Измайлово живёте? Я на Сиреневом бульваре.
- И я на Сиреневом.
Он назвал номер... соседнего дома. И через десять минут мы встретились "на углах наших домов" и пошли в кафе у кинотеатра София.
Гена привёз мне из Вырицы икону - наш Серафим недавно был канонизирован, и это была совсем новая икона с его - уже каноническим - изображением; рассказывал о проекте строительства храма Серафима Вырицкого в Питере и перенесении туда мощей преподобного и его супруги Ольги (в монашестве - Серафимы) из Вырицы. Церковка в Вырице старенькая, деревянная, а в Питере планируется построить большой каменный храм.
Время встречи подходило к концу, и Гена достал мобильный, чтобы записать все мои контакты - день рождения, адрес. Он оказался тем редким мужчиной, который звонит и поздравляет со всеми праздниками, где бы я ни была.
- Итак, Оля, у Вас Сиреневый бульвар, дом я уже знаю. Квартира?
- Квартира 27.
Гена "завис" над телефоном, как ни с того ни с сего зависает компьютер. Наверное, не расслышал.
- Квартира 27, - повторила я погромче.
- Этого не может быть. У меня тоже 27-я квартира.