Секулярист. Аретолог!

Николай Рустанович
                Пишешь и пишешь, усидчиво пишешь, весомо,
Зад  свой пружинишь, вперяясь в дисплей острым взором спокойным,
Ищешь в компьютере откликов, писем тебе от народа,
Рад если понял кто, умница, всю глубину твоих мыслей.
Книги на полках обводишь счастливеньким  взглядом,
гладишь, доставши,  любимую «Личность и пост-гуманизм».

                Доктор наук и профессор, почти академик…
Секуляризм развиваешь, мыслью   блуждая в реестре:
Все ли учел добродели в нем среди  многих учтенных,
Призванных нравы исправить, народ просветить, вразумляя.

                А не пора ли встряхнуться, за дело приняться?
О, не приехать ли в Киев тебе и предстать на майдане, 
Речью увлечь о терпимости и сострадании должном,
О человечности, корнем живущей в сердцах всех людей.

                И в Новороссию мог заглянуть бы, пробравшись как странник,
Как старичок и придурок, по виду совсем не москаль,
Лекцией там поддержать ополченцев в затишье от взрывов,
Беженцам, ходко спешащим в Россию с детьми, сострадал бы. 


ПОЯСНЕНИЕ:

Секуляризм – светский гуманизм.
Аретология – наука о добродетелях.

__________

Добавление от автора. О пробеле в мозгах.

Было время,  когда у меня, как у  Ионы Козыря из Глупова, 
в мозгах пробел образовался,
прекрасный по идейной сути и жалкий по существу.
Так же, как у  Ионы:
"В голове  мелькал какой-то рай, в котором живут добродетельные люди, делают добродетельные дела и достигают добродетельных результатов".
   Ионе "было приятно сознавать себя добродетельным, а, конечно, еще было бы приятнее, если б и другие тоже сознавали себя добродетельными. Это была потребность его мягкой и мечтательной натуры; это же обусловливало для него потребность пропаганды. Сожительство добродетельных с добродетельными, отсутствие зависти, огорчений и забот, кроткая беседа, тишина, умеренность — вот идеалы, которые он проповедовал, ничего не зная о способах их осуществления".
    Хорошие идеалы! Пожить бы при них! Забылось мне,  что природные наши свойства, с дремлющим в них "корнем гуманности", обросли массой "наносных атомов".
Иона Козырь, пионер российского гуманизма, — тоже забыл:
"В полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать  вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнилось. К вечеру Ионки не стало".

   Увлеченность гуманизмом  как теорией, этот гуманизм, по выражению Салтыкова-Щедрина в "Истории одного города",можно назвать:

профанацией в сочетании с бессмертным наивом "О водворении на земле добродетели".

    Проблема не в том, что невозможно быть гуманистом.  Будь, если хочешь и можешь. Для обычного человека, не подвижника, быть гуманистом означает  стать другим, а это непосильно. Профессиональные гумановеды предлагают ему вдумчиво ознакомиться с их книгами, манифестами, программами, стать уважительным, честным, добрым, терпимым, отзывчивым, чутким, сострадательным, благодарным, справедливым, порядочным (и т. д. и т. п.), все это приять  в качестве нравственной и жизненной опоры, забыть индивидуальный и повседневный опыт существования, за которым стоят  не только нажитые годы, но и тысячелетия.

     Добродетели  хороши как кубики, уложенные в коробке
с названием "Гуманизм",
там они представляют понятный и цельный объем.
А без коробки — рассыпаются, валяются, как попало.
Если и связаны "системными" ниточками, то не каждый способен увидеть их, ибо не начитан, слепец, о научном гуманизме и гуманистах, не бывает на их заседаниях.
   
     Если эйфорически и пристально вглядываться, то коробка, набитая книгами, статьями, докладами, раздувается  пузырем, левитирует и, отдаляясь, видится радужным планетарным яйцом.

____________