Моя командировка в Астрахань заканчивалась. Обратный билет – на завтра. Выйдя из проходной и строя планы на вечер, я зачем-то поспешил перейти улицу и чуть не попал под колеса мчавшегося сломя голову таксиста. Визг тормозов – и мне пришлось выслушать все, что тот думает обо мне, моей матери и вообще о пешеходах и их козлином сообществе. Захлопнув со всего маха дверь своего авто, сверкнув бешеными глазищами и смачно сплюнув, бомбила с пробуксовкой рванул с места и скрылся из поля зрения. Наверное, моя маленькая, худая фигура позволила ему так от души высказать свое мнение. Как жаль, что я не два метра ростом и не сто пятьдесят килограммов веса! Тогда бы я наверняка возразил ему. А, быть может, он и сам был бы повежливее. Абы, да кабы… Плевок в душу. Кто не испытывал эти ощущения в жизни. И от этого на сердце камень. Неспособность адекватно ответить словом, поступком. Неспособность проявить смелость в непростой ситуации унижает. И это чувство униженности нередко преследует нас всю последующую жизнь... Проводив мечтательным взглядом своего обидчика и немного придя в себя, я продолжил свой маршрут. «Не будешь же драться по каждому поводу», - успокаивал я сам себя. Подобные ситуации в жизни случаются, и не раз. Надо быть выше. Да и не угадаешь, чем может закончится словесная перепалка. Вдруг он какой-нибудь дурак отмороженный? Даст чем попало по башке и – каюк. Ну, да черт с ним! Забыл! Все, проехали...
Погода стояла чудесная. Солнце уже склонилось к западу, но кисти Творца еще не коснулись горизонта. Было не жарко и не холодно - начало мая. В этот период в Астрахани ход воблы. Ловят все – от мала до велика. Волга, словно поилка, переполненная медовой водой, края которой рыбаки облепили словно муравьи. Я шел через дворы, дабы сократить путь к гостинице и рассматривал балконы. Почти на каждом третьем сушились гирлянды недавно выловленных рыбешек. Вдруг мой взгляд высоко над землёй уткнулся в человека, прильнувшего к стене пятиэтажки. Хотелось протереть глаза. Ища подтверждение своим сомнениям огляделся по сторонам. Как я сразу не заметил. Несколько человек стояли на тротуаре, задрав головы. Подойдя ближе, услышал:
- Ну, ты, смотри, что делает? Он же сорвется. И чего он там забыл?
- Людка говорит, ключи потерял...
- Ох, своей смертью не умрет, мало ему достается. И так весь в шрамах ходит. Витёк, ну, Витёк!
Собравшиеся перед домом люди, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Они негромко переговаривались между собой, стараясь не отвлекать парня, крадущегося по карнизу пятого этажа от одного балкона к другому.
- Человек-паук, хренов, - не сводя глаз с трюкача произнес уже немолодой, маленького роста, мужичок с разлохмаченной головой и бутылкой пива в руке.
- Ага, сегодня паук, а завтра – укротитель зверей, - послышалось впереди.
- Робин Гуд, его в нашем дворе так называют, - обращаясь ко мне, с гордостью добавил паренек, стоявший рядом и нервно крутя в руках футбольный мяч.
Тем временем молодой человек добрался до заветного балкона и нарочито напевая «Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк…», исчез за его дверью.
- Ну, клоун, - с этими словами симпатичная, милая, хрупкая девушка, сменив тревожный взгляд на улыбку, радостно побежала к подъезду.
- Видимо, его возлюбленная, - подумал я. Кто-то проронил: - Слава, Богу, и люди стали расходиться.
- Вот артист, - раздалось за моей спиной.
Я обернулся. Пожилой, грузный мужчина с седой головой достал пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака и направился к скамейке под деревом. Любопытство раздирало меня.
- Это ваш сосед? - спросил я вдогонку и последовал за ним. - Интересная личность.
- Да, интересная, - ответил он, садясь на скамейку и закуривая.
- Не беспокоит такое соседство?
- Ну, что вы, напротив. Благодаря ему, здесь спокойно - никакого хулиганства. Его у нас уважают, а хулиганы боятся. Не всегда, правда. Бывает, достается. А вы кто будете?
- Я командировочный, через ваш двор вон в ту гостиницу здесь хожу.
- А я уж думал, вы из милиции. Витёк туда часто попадает. Но всегда за правое дело. И они это знают. Он ведь не хулиган какой-то. Подержат чуть для проформы и отпускают.
- Я вижу, смелый парень. - Да, страх у него напрочь отсутствует. Вот и пойми, ненормальный, наверно, что ли. Верующий. В церковь ходит. Матерного слова от него не слышали. Витёк, одним словом...
- А работает-то кем ваш Витёк? – поинтересовался я.
-Сейчас в охране где-то. А раньше, после армии, вышибалой в кабаке был. Таких кабанов на колени ставил! Сам видел. Бандиты тамошние его уважали. Наливали... Пить стал. Спасибо, Людка, она его вытащила.
Рассказчик докурил сигарету, бросил окурок под ноги и притоптал его.
- Ты знаешь, продолжал он,
вот некоторые мужики женятся и начинают пить. А с другими бабами алкаши пить бросают. Вот Людка, такая. Любит он её. Собаку ей спас.
- От кого?
- Да, жил в соседнем доме тип. Огромного пса выгуливал. На всех собак травил. Свирепый пес. Боевой. Алабай, по-моему. На бои его собачьи водил. За деньги. Так этот пес там собакам кишки выдирал. Уж и в милицию обращались – все бесполезно.
Мой собеседник поднялся и с трудом, нагнувшись, стряхнул с колен рукой пепел.
- Так вот, - продолжал он. – Витёк, и хозяину морду набил и собаку его завалил, чуть не придушил. Сжалился. Самому ему тогда тоже досталось. Полотенце от крови выжимали. Зато собачника этого мы больше и не видим. Да много чего можно рассказывать... Из поезда вышла парочка. Та девушка, видимо Люда и, как я понял, Витёк. Плотный, хорошо сложенный, выше среднего роста, лет двадцати пяти-шести, смуглый молодой человек, чем-то напоминающий итальянца. Его лицо от переносицы и наискось через всю щеку пересекал тонкий шрам. Но он не уродовал, а придавал мужественности его внешности. Люда, по-видимому, ругала его. Взгляд её был строг, а маленькая ручка крепко держала парня за край джинсовой куртки. Витёк же улыбался широкой открытой улыбкой и пытался рукой обнять ее за плечи. Мальчишки с завистью смотрели им вслед...
Я почему-то всегда помнил эту историю, и когда через несколько лет волею судьбы вновь попал на эту улицу, ноги сами привели меня к знакомому дому. Очень хотелось увидеть своего героя или хотя бы узнать что-то о нем. Взглядом отыскал тот балкон. Он выглядел пустым и заброшенным. На душе стало тревожно.
- Как ваш Витёк? - спросил я как можно задорней у женщины, вышедшей из подъезда.
- Вы про кого, про Северенко спрашиваете?
- Фамилии я не знаю. Ну, смелый такой, отчаянный.
- Так нет его. Похоронили. Три года как. Убили. Трубой. Сзади. Хулиганье соседское, - повернувшись, она показал на дома за дорогой. – За девушку,школьницу, заступился. Царство ему небесное. Все бы такие были.
Мимо нас с шумом что-то выкрикивая пробежали ребятишки. Они чуть не сбили с ног молодую женщину, ведущую за руку смуглого мальчика в джинсовом костюмчике. Поравнявшись с нами, она поздоровалась и, взяв его на руки, направилась к подъезду, нежно прижимая чадо к груди обеими руками, и что-то шепча ему на ушко. Лицо мальчугана расплылось в улыбке, и он прильнул к матери, крепко обняв её за шею. Холодок пробежал по моей спине, защемило сердце.
- Неужто Люда? – спросил я.
- Она, Людочка. С сынишкой. Витей назвали. Как отца. Ой, надо ли. Ну, ничего, вырастит...
Мы разошлись. Я шел по тротуару, по которому, казалось бы, еще вчера провожал взглядом Витька, пытавшегося обнять свою хрупкую подружку, и думал о том, что, наверно, надо быть трусом, чтобы прожить долгую жизнь. А надо ли? Не пожалеть бы потом...