В средневековое время, —
старые люди сказали, —
Жили да были два племя
и меж собой воевали.
Каждое племя взывало
к Богу о помощи в битве,
Но не надеясь на жалость
вражьего войска в молитве.
Долго война эта длилась,
много погибло народа,
Уж и причина забылась,
а всё не видно исхода.
Друг против друга — две раны,
два параллельных окопа
Перечеркнули их страны,
словно ручьи от Потопа.
И, каждый в собственной яме
сидя, стрелял по другому,
Не прорываясь с боями
к дальнему вражьему дому...
И вот однажды с досады,
что нету мира на свете,
Выбежал дед из засады,
словно сын тигра из клети,
И на горе меж окопов
стал на коленях молиться:
«Боже, прости остолопов!
Кровь льётся, будто водица!»
Громко звучал голос деда,
ночью и днём был всем слышен.
Воины вместо обеда,
чтоб посмотреть, лезли выше.
Вскоре с окопа другого
парень пришёл без обувки.
Тихо сказал он: «Вот Слово!»,
Библию вынув из сумки.
Стали молить они двое
Бога пресечь эту ссору.
Как знамя их боевое
крест водрузили на гору.
Люди из двух стран гадали:
«Может, они часовые?»
«Чай, они долго не ели!» —
«Братцы, да это ж святые!»
И с двух сторон пара-тройка
групп пробралась к той вершине.
В дождь или в зной очень стойко
люди держались в общине.
Люди ещё к ним примкнули,
словно бежав в заповедник,
Так что лишь стоя на стуле,
виден быть мог проповедник...
Через какое-то время
стало здесь больше народа,
Чем там, где жили два племя,
ждавших атак и похода.
И как-то утром сказали,
что больше нету военных,
Все христианами стали
от слов Библейских священных.
Тут же зарыли окопы,
все поломали границы,
Крошкой устлали все тропы,
стали и петь, и молиться.
...Было ли это, не знаю.
В мире идут снова войны,
Ненависть льётся без краю,
пули летят из обоймы...
Пусть я подвергнусь позору,
но при окопном угаре,
Я выбрал влезть бы на гору,
где под крестом — дед и парень.