Из набросков к поэме

Илья Рейм
Славою мир не щедр — все постаменты заняты,
Славу героям петь — и то уже нелегко.
Рифмы. И ритм не тот. Пусть не совсем гекзаметр, *
Но за него сойдёт и не прогневит богов.

*) Гекзаметр -- типичный размер античных эпосов. И как минимум со времён Жуковского он передаётся совсем не так. Рифм тоже не должно бы было быть, да и клаузулы должны быть строго женские, а не мужские вперемежку с дактилическими. Но, во-первых, без рифм не хочу, во-вторых, почему обязательно строгий гекзаметр? Отдалённое сходство есть -- и достаточно.

Эры Христовой пока нет и в помине. Кажется,
До Рождества ещё — некий запас веков.
Дату я позабыл, так что столетий кашица,
Словно с вилки, течёт с летописи листков.

Впрочем, листков ли? Мне помнится, прежде свитками
Скручивали года, пергаменты, письмена.
Но — всё одно — и жизнь странным узором, вытканным
На полотне времён, не кажется нам длинна.

Славен был царь Филипп. Родителя Александрова
Каждый в Элладе знал. Старый последний пень
Слышал о нём хоть раз. Стоп. Начинаю заново...
Славен был царь, а я — о сыне слагаю песнь.

Что мой нелепый смех, и низкий слог, и ирония?
Бывшее — было, и — стоит ли отрицать:
Видимо, тут судьба, он был рождён для трона, и
В мир потому пришёл как сын своего отца.

Впрочем, не скажешь: "смех" — смех этот полон горечи,
Но не связать всерьёз даже несколько слов.
Мой сумасшедший век — грубый, циничный, порченый —
Странно весьма, увы, учит держать стило.

Смейся же, о паяц, смейся до слёз, и, может быть,
В смехе потом узришь горькую глубину.
Так уж устроен мир, и ни к чему тревожиться:
В вечность не суждено пьяному заглянуть.

Что же — держите строй, о удалые воины!
Строки мои, слова — как пехотинцев цепь.
В этом и есть урок, не до конца усвоенный:
Смейся, а слёзы — спрячь, не изменясь в лице.
17.12.14