По одной конечности в каждую сторону. Одеяло лоскутное, мясом шитое.
Север, Юг, Запад, Восток.
Как бы бога мне не молить - да земля не смогла тех вЫносить,
кому мог бы я показать лицо.
У меня поперек лба две борозды глубокие, что рассказывают, как
окрасило море смертями в багровый свое полотно.
А глаза не имеют более цвета. Ни радужки, ни зрачка -
их соленым туманом запеленало, заволокло.
У меня в ушах звон замков, снятых с вверенных в мои руки душ,
я забыл уже, как звучит тишина.
у меня кровь льется из носу чаще, чем я делаю вдох. Льется прямо мне в рот
и дымится. Так пахнет война.
И мои полусъеденные губы липкие, шепчут день за днем, ночь за ночью
жгучей горечью отдающие имена.
Моя шея в лиловых следах от пальцев, что пытались мешать мне выкрасть
(пусть не кровных,но братьев) тела.
У меня от ключиц два уродливых шрама, между ребер сошлись в один,
вертикально танцующий через весь живот.
Вскрыл мне грудь тесаком пьяный "врач" - бородатый мясник : печень кровь не фильтрует,
не качают легкие кислород.
(Это было, когда, обезумев вконец от беспомощности, я пытался на рынке черном
продаться на органы.)
Сердце взвесили - аномально тяжелое. Сто рублей заплатили за селезёнку,
в остальном - я бракованный.
Полнолуние. Трасса. Мелочь в руку вдавилась. Я сжимаю до белых костяшек
синие кулаки.
Если можно бы было пожертвовать, я бы отдал на отсечение
обе руки.
Ради тех, кто видел моё лицо, (Настоящее, без улыбки, с выражением вечной
тоски, тревоги.)
Ради них заодно предложил бы (чтоб остался уж точно довольным дьявол)
ноги.
Если только бы демон смог тех мне вернуть, с кем мы все одной матери
дети,
несомненно - я стал бы счастливейшим из рожденных на этой
планете.
И тогдаб не жалел, что теперь я, разбросанный, дополняю собой перекресток
убитых дорог.
По одной конечности в каждую сторону. Одеяло лоскутное, мясом шитое.
Север. Юг. Запад. Восток.