Ее щенком из леса привели,
Охотники случайно подобрали
И первому, кто встретился в пути
Без денег, просто так с душой отдали.
Продрогший, серый съеженный комок
Прижался весь дрожа к груди широкой,
И через миг, почувствовав тепло,
Затих, забыв щенячии заботы.
С тех пор, как Он провел своей рукой,
Небрежно сгреб в объятья, как в тески,
Она была готова жить с ним в горе
И в радости до гробовой доски.
Пропал звериный нрав и неприступность,
Исчезли непокорность, злость и страх.
Она, волчица, вдруг с привязанностью сучьей
За ним повсюду с робостью плелась.
Хозяин, друг, опора и защита -
Таким он был в ее глазах всегда
И невдомек душе звериной и открытой,
Что сволочной Его душа была.
Она ждала его весь день тихонько,
Вздымаясь с радостью, услышав скрип ключа,
А он опять вернувшийся с попойки
- Пшла вон, скотина! - крикнул сгоряча.
Пихнул ногой, чтоб не мешалась слишком,
Не лебезила перед ним, дрожа.
Она, поджавши хвост, успела взвизгнуть,
Ударившись об ножку у стола.
Так под столом она и просидела пол дня
или до вечера, как знать,
пока обмякшее от пьяни тело
Не рухнуло в бессилье на кровать.
Она тихонько подползла на брюхе,
Лизнула пальцы жарким языком
И успокоившись, уснула робко,
В ногах его устроившись клубком.
Забылась боль, забылась и обида
Казалось, память у животных коротка,
Она как прежде по пятам за ним ходила
И точно также преданно ждала.
Когда он появлялся на пороге,
Она с восторгом кидалась на грудь,
Неистово скуля от счастья и тревоги:
Все ли в порядке? Цел ли лучший друг?
Она касалась трепетно и нежно
Своим холодным носом его рук,
Небритых щек и скул, как будто прежде
не знала зла, не ведала испуг.
А он порой совсем не видел это
И лапы сбросив с плеч своих долой
- Пшла вон, скотина! - говорил сердито
И удалялся пить к друзьям во двор.
Но сердце переполнено любовью
Заставило забыть обиду вновь
И вот опять протянутой ладони
Подставила для ласки волчий лоб.
Она жила и с нежностью звериной
Готова за него была отдать
Четыре лапы, собственную шкуру
Чтобы хозяйской ласки увидать.
Когда он пьяный засыпал и сигарета
Летела на пол из его руки
Она стремглав бежала до соседа,
Чтобы его из пламени спасти.
Когда в снегу холодном с перепоя
Он замерзал, не мог идти, ползти,
Она опять бежала за соседом,
Чтоб жизнь его никчемную спасти.
А он все чаще бил ее нагой
- Пшла вон, скотина, надоела мне!
И со стола швырял в нее едой
Не для кормежки, в гневе и огне.
Однажды он в очередной пирушке
Поспорил с мужиками на пятак
И нож швырнул в нее, как в безделушку,
Как в дерево швырнул — какой пустяк...
Сквозь гогот, звон монет и звон стаканов
Он вдруг увидел взгляд, немой укор,
И рукоять ножа в боку торчала,
И волчья кровь, что заливала двор.
Он словно протрезвел, стряхнув похмелье,
Рванулся к ней, затем к соседу побежал
Он друга за пятак продал и предал,
Теперь не знал что делать, просто ждал.
….Бинты, повязки, нос сухой шершавый...
Он гладил шерсть и воду ей носил,
Надеялся, что вылезет из ямы,
Надеялся и страх в себе гасил.
Она смогла, как странно не казалось,
когтями, лапами да из последних сил
как за соломинку, за жизнь цеплялась
Но вот зачем? Ну кто ее просил?
Чтоб снова жить с побоями и дрыном,
И с раной, кровоточащей в душе,
Чтоб снова быть в его глазах скотиной,
Которой хвастаться лишь можно во дворе?
Она окрепла, что-то вдруг сломалась,
перевернув звериное нутро,
Натура волчья снова возрождалась
С оскалом острым, с рыком на него.
Поставив лапы, словно для атаки,
Подняв загривок, сморщив волчий нос,
Прижала уши, зло сверкнув глазами
Задав ему теперь немой вопрос:
За что устроил ты мне жизнь собачью?
За что со мною поступал вот так,
Пренебрегая нежностью щенячьей,
Вбивая в память слоган: «друг твой - враг»?
Он не поверил: друг его вдруг враг?
Забыл он истину седого века,
Что от любви до ненависти только шаг,
Шаг не животного, а человека.
Она шагнула мимо прямо в двери.
Он не препятствовал, не смел, он весь дрожал
И собственным ушам вдруг не поверив
- Пшел вон, скотина! - За спиной он услыхал.