Была зима. И первый день недели уже виднелся.
Пастухи в ночном привычно коротали время.
Еще привычнее коротало время
и без того недолгий способ существования белковых тел.
Голодному шакалу диск Луны напомнил про лепешку с мясом
и несогласие с таким меню прошило небо сиплым воем.
Овца, отставшая от стада, не помышляла
(законам Исаака вопреки)
своими «беээээ» противодеять силе,
чей музыкальный слух легко мог перевесить чашу
и, потому, молчала, и плелась к своим,
предпочитая камни обходить, чем собирать или разбрасывать.
Один из пастухов - обученный считать из кулака выдергивая пальцы,
с удивлением вскинул брови и
кроме недостачи, обнаружил прибыль света
в той части небосвода, где очень тонко вяжутся дела.
Дела, дела, дела...
Какое дело пастухам до акций, ипотеки,
до третейских судей, которым не винить дешевле, чем прощать
и от того их справедливость так безмерна, как безразмерна мантия над животом;
какое дело пастухам до споров торгашей о том,
какая скидка одурачит покупателя сильнее;
какое дело пастухам до храмовых менял, которым отдавать – сложней, чем отдаваться;
какое дело пастухам до фарисейских споров об исконности пророчеств,
о силе веры в пышности обрядов.
Другое дело - ветер, небо, звезды...,
уж если спорить с кем – то лучше с ними –
чье дыханье чище, глубина непостижимее и
чье мерцанье бесконечней одиноко.
Совсем другое дело научиться слушать ветер
и понимать в его дыханье скрытый смысл
и вслед за ним пойти за Новою Звездой.
Так и случилось: пастух проследовал на Свет;
возвышенный рельеф на горизонте в последний раз пытался удержать рассвет,
и снова тщетно;
у входа в грот ленивые волы жевали жвачку,
освободив при этом место в яслях малышу.
Пропели петухи – уже без шанса ошибиться,
неспящие остались при своих,
по склонам ночь спустилась в море,
и с первыми лучами к хозяевам вернулись тени, не оставляя места снам.
И каждый над душой своею - царь.
И каждому - Джокондовые дали.
И было все, как завещалось встарь.
И был день пятый.
И Его распяли