1.
Сухих морщинок ожиданья
не знало юное лицо –
ты не платила этой дани.
Старели стены и крыльцо,
дряхлела мать и умирала
и сверстниц на погост несли.
И сотни сотен солнц вставало,
и вереск соки из земли
тянул и цвел. И пчелы в соты
(какое поколенье пчёл?)
носили сладкий мед, и в сотый –
калился над огнем котёл.
И медовар черпал напиток,
сам чёрен был и бородат.
Ты помнишь? – внук хромой Аниты,
той, что в сочельник умерла…
Ложился снег тебе на плечи,
как годы. Где-то страждал Босх…
Но каждый вечер пели свечи
и в грубой миске плавал воск.
И я свечу держу. Но слезы
мешают воск топить… Сестра,
не только сумасшедшим гёзам
грозили отблески костра.
Сестра, не дотянуться к Богу –
одну тебя прошу: дай сил
не уставать, не клясть дорогу,
которой уходил мой Тиль.
2.
Который нынче век? Мне недоступно время.
А я – ему, как камешек ручью.
Я обтекаема годами, мне не тленье,
но дленье в вечности – причуда из причуд
божественных дано. С какого века?
Дай, Господи, морщин, коль смерти не даешь!
Дай, Господи, седин. Сведи с разбега
вечнозеленых юношеских стёж!
Сосна - и та! – с годами тяжелеет
от многих кольц – счастливейший удел!
Я не живу, а жду И плачу, хорошея,
а смех, наверно, свойство смертных тел.
Я жду и тем жива. Всех женщин ожиданья
слились в мою невиданную жизнь.
Я памятник всем жёнам. Я – преданье,
которому Господь бессмертье положил.
3.
Северный долгий снег.
Тяжек земле ледяной настил.
Вижу: дорог разбег.
ТИЛЬ!
ТИИИЛЬ!
Ах, какое протяжное «и»!
Вижу: с дороги сбился,
иней ресницы посеребрил
и под лучом заискрился.
Солнце, согрей, ручей, напои!
Мельница, дай ему хлеба.
Руки ослабли мои,
убереги его, небо!
Как я устала от вечных молитв,
вечный скиталец!
Что это? Что на лице твоем, Тиль,
вижу?
- Усталость.
4.
Так вот когда я осознал –
в снегу по пояс увязая –
что лучшее – твои глаза
и губы, пахнущие маем.
Так надо было, чтоб сугроб
сдавил меня, как форма тесто,
чтоб сердце выскочить смогло
Из тела оболочки тесной!
И покатилось по степям,
растапливая снег проклятый,
к тебе, чтобы согреть тебя.
Что мне теперь Христос распятый?
Что к человечеству любовь?
Что долг? Отныне не податель.
Кричу на тысячу ладов,
что ты – мой Бог и Богоматерь.
А Песня Песней лишь сироп,
которым поят не любивших,
сердца сложивших в гардероб
меж лент, перчаток и манишек.
Я отрекаюсь от рабов
трактиров и церковных шпилей!
…так вот когда узнал любовь
умалишенный Уленшпигель.
5.
Как пусто в комнате…она тиха, пуста…
В бадье вода, без признаков движенья.
Застыло зеркало: ни отраженья!
Печаль моя по-прежнему густа.
Я, как лангуст у рыбника в корзине,
стучащий в прутья клешнями и ртом
хватающий не воду – воздух зимний, -
на стены натыкаюсь слепо, лбом.
Ах, говорят, что есть всему конец,
но выжидать кончину ожиданья
куда страшнее, чем разрушить зданье,
построенное жаром двух сердец.
Как пусто в комнате! Весна не близко,
и лед проемы окон забелил…
Посланья, вести, маленькой записки
хватило б, чтоб сосульки потекли.
6.
Май распушил первой зеленью ветки -
можно откинуть со лба капюшон.
Радостный возглас: в гости к соседке
кто-то пришел.
Я постою у порога и двинусь.
Дом заколочен. Котомка в руке.
Ждать ли, шагать ли? Плюс или минус?
Реки ли к морю, море к реке?
Эти вопросы перечеркнули
жирные черви проезжих дорог.
Мне на прощанье часовня качнулась,
вспыхнув крестом, что ничем не помог.
7.
Решиться – взломать решетку.
Хватит сидеть в тюрьме!
Шагнула бесповоротно
из врат городских – к тебе.
Адовы эти ворота! –
Вести свозь камень стен
не просочились. Погоды
у моря ждать, до костей
промерзнув? О, безъязыкий
колокол долгих тревог!
В смену религий язычник
так преступал порог.
8.
Здравствуй, жизнь! Судьба, не злобствуй,
нынче мы вдвоем идем!
Перекатывая глобус, рассекая окоем
неба – лбами.
Наш совместный
путь – восьмое чудо света!
Ноги вместе глину месят. Вместе – волосы под ветром.
Карты, свечи, в ступе пестик,
манна сверху –всё обман.
Преступление - невестам
быть привязанным к домам.
Сёстры, сберегите души
(ах, терпенья острый тёрн!) -
на костре готовьте ужин -
жарче очага костер!
Есть минута – века стоит,
промедленье – смерть любви.
Ты умела ждать как стоик,
посох и суму лови!
Нетерпения болезнью
заразилась – с ним ступай!
Ибо ни одна кровать,
ибо ни одно известье
так не держат, как тропа.