Притих заброшенный покос,
глядит на ясный полдень робко.
И конский щавель перерос,
и в трубку вышла кровохлебка.
Стеснил редеющий лесок,
спустился к топкому урману
и, вдоль разросшихся осок,
цветет все так же первозданно.
Давно оставленный людьми,
не стелет легкие сатины –
то схватит за ногу плетьми,
то хлестко бьет ветвями в спину.
И за кустами, словно тать,
уколет ссохшейся травою,
заставив сердце трепетать
среди безбрежного покоя.