С работы, со смены – бог знает, откуда,
Натурой живым прибываючи трупом,
Развитием – средний меж умным и глупым,
Надеждой – слегка в ожидании чуда,
Одеждой на теле – умеренно броский,
Болезнями в теле – устойчиво ноский,
Извилисто плоский внезапной мыслишкой,
Нет-нет, да блеснувшей иной раз в умишке,
Идет человек, не спеша и не медля,
Не в первых рядах человек, не в последних,
На видимый мир, словно с дальней галерки,
Бросая свой взгляд избирательно зоркий;
Разборчиво чуткий к деталям манящим –
Предвесникам цельности счастья и славы,
Изменчиво кроткий в общеньи с лукавым,
Порвать искушающим связь с настоящим,
И вслед понестись за летучим мечтаньем,
Плевав молодецки на зыбкость везенья,
Но страсть исполненья такого желанья
Удержана знаньем его достиженья.
Идет человек, приближаясь к развязке
Путей, что неисповедимостью божьей,
Глаза расскрывают опутанным ложью –
Доверившим сердце возможностям сказки.
Сознание вынесло душу за скобки,
И встал человек. И за ним сразу пробка.
Его обогнавшие вдруг оглянулись,
И сзади стоящие переглянулись,
Замедлился ход даже вровень идущих,
И лишь любопытство стоящим народом,
Отметилось вдруг оживившимся ходом,
Что было доселе в рядах отстающих.
Неслось любопытство со скоростью мысли,
Всему безразличный врагом стал заклятым,
И солнце над замершим миром повисло,
И в идолы стал человек кандидатом.
И был интерес к человеку огромен,
Но был человек, и не то, что бы скромен,
И был он, не то, что б тщеславен особо,
Не то, что б глядел, да поглядывал в оба,
Не то, что б судьба с человеком сыграла
Особую шутку, согласно которой,
Отчаянный случай, развитием скорый,
Возводит бог знает кого в идеалы,
Нет-нет, человек был, довольно, обычным;
Порой – энергичным, порой – безразличным,
Обычная жизнь была делом привычным,
И недругом стала давно закадычным.
В быту – семьянин, временами, примерный,
В работе – работник отличный, порою,
Стоял человек, понимая наверно,
Условья вхожденья в безумство святое,
Как то: упоение диким порывом
Отметить покорность нервическим взрывом,
Разрушить устои привычной морали,
Живущих спокойно умножив печали,
И в сопровождении взглядов скорбящих,
Натурой для бытности стать уходящей –
Уйти в никуда, порывая с убогой,
Но, все же, (так вышло!) своею дорогой.
И в спину, согбенную тягостным веком,
Внезапный толчек потерявших терпенье –
Не жаждущих долго стоять без движенья,
На грешную землю вернул человека.
За этим, послышался ропот народный,
Решимости призрак стал дорого стоить
Тому, кто гадал – каково быть свободным,
И стал человек кандидатом в изгои.
Сознанье на душу усердно молилось,
И крепко в него, угосая, вцепилось…
И с тяжестью к небу душа возносилась,
Где Господом Богом молчанье хранилось.