1
Казнь ювелира
Для короля любые средства
Пригодны, если что не так.
Казнь ювелира в королевстве –
Какой, казалось бы, пустяк.
Ведь ювелир – лишь капля в море,
Но море каплями полно
И ими живо. Будет горе,
Коль воды все уйдут на дно.
Один король был зол, как дьявол,
Но красоту он уважал,
При троне, где жестоко правил
Он мастеритого держал
Таланта в ювелирном деле,
Что для придворных знатных дам
И для прекрасной королевы
Колье с брильянтами сплетал.
Он жемчуга вкраплял изящно
И в ожерелья, и в кольцо,
Но, видно, всё-таки напрасно
Знал королевское лицо.
Король одно задумал дело,
В чём ювелир лишь мог помочь,
Чьё умертвить решился тело
Монарх своей рукою в ночь.
Он приказал, чтоб изготовил
Талант изящное колье,
Чтоб в мире не было подобных
Средь богатейших из людей.
Решил такое украшенье
В своей семье он впредь дарить
Из поколенья в поколенье,
Чтоб дочерей держала нить.
Но приказав, он бредил в страхе,
Что ювелир ещё создаст
Колье такое же, и прахом
Решил, что должен мастер стать.
Подушку королевы взял он
И ювелира задушил,
Укутал тело одеялом,
Без лишних глаз похоронил.
Пошли расспросы королевы,
И всех пажей, и знатных дам.
Король так просто им ответил:
«Куда-то мастер наш пропал».
И все считали простодушно,
Что ювелира след простыл,
Не зная, что король подушкой
Таланта ночью задушил.
Один лишь повар тайну ночи
Увидел, в сердце схороня,
Ведь трепетал от страха очень.
Боялся слишком короля.
Но сделал запись на бумаге
О страшном зрелище ночном
И скрыл её под властью страха,
Ведь мог проститься с головой.
Нашли бумагу позже эту,
Когда прошла уж сотня лет,
Пролив на тайну много света,
О смерти той узнал весь свет.
И летописцы записали,
Как ювелира придушил
Король, чьё сердце было сталью,
И той же ночью схоронил.
Ну а пока в тот век вернёмся,
Когда никто о том не знал,
И грело всех, как прежде, солнце,
И свет луны всех ублажал.
Не знаем мы, какие муки
Король испытывал теперь,
Когда свои запачкал руки,
В небесный мир захлопнув дверь.
Но он настолько был спокойным,
Что никому бы не пришло
На ум, что мастер тот покойник
Убит той самою рукой.
2
Павлен
Шут молодой при королевстве
Служил забавой королю,
Шутили, что своё он девство
Отдать не хочет никому.
Он был красив, длинноволосый
И стройный, словно колосок,
На любопытные вопросы
Он отвечал, как только мог.
Так много женщин добивалось
Его любви, был шут мечтой,
Но говорил всегда, что старость
Он встретит лишь с самим собой.
Что ни одна из дам не сможет
Его любовью покорить,
Шептали женщины: «Ну что же!»
И прибавляли: «Как красив!»
Павлен – так звали молодого
Шута, о ком пошёл рассказ,
Смешил монарха, не был строгим,
Хоть грусть читалась в дымке глаз.
В павлиньих перьях разноцветных
При короле все дни он был
Слепящим, как кустарник летний,
И государю стал он мил.
И все придворные смеялись,
Не зная, что в душе шута,
Что почитал он смех за гадость,
И для кого вся суета,
Весь этот двор, все эти сплетни
Подобны мрачной пустоте
И так горчили, словно зелье,
Но верен был своей семье
Павлен. Он помнил своих старых
Отца и мать и верно слал
Те деньги, что он за отраву
Из королевской получал
Казны. Не мог сопротивляться
Павлен, не мог не быть шутом,
Монарх ведь мог в своём коварстве
Его пронзить своим мечом.
Тогда родители Павлена
Совсем остались бы одни
И таять стали бы, как пена,
Как солнца свет в лучах луны.
Вот потому Павлен продолжил
Свои постылые труды,
Хотя любил свободу больше,
Чем фальшь придворной суеты.
3
Мархарита. Страсть короля
Однажды страшный взрыв случился,
Земля дрожала, как листок,
И вдруг эпохи страшной силой
Смешались, как в морях песок.
И кто-то из других столетий
Попал в эпоху не свою
И оказался в том же месте,
Где шут пел песни королю.
Попала в тот дворец и дама,
Что прежде в будущем жила,
Была изящна, словно лама,
А локон чёрный, как зола.
Она была в красивой шляпке
И в платье узком до колен,
И голос был до боли сладок,
Что сам король попал к ней в плен.
Он предоставил ей любезно
Палату лучшую свою,
Считая, что красотке лестно
Отдаться будет королю.
Но не желала Мархарита
Пустить монарха в свой покой,
И дверь её была закрыта,
Она осталась лишь мечтой.
Король вздыхал, владеть желая
Красивой женщиной такой,
Но коль она не позволяла,
То позволял ей быть одной.
Он изменил своей привычке,
Не применяя свою власть,
Хоть подожжён был, словно спичка,
И в нём играла буйно страсть.
Но он решил, что лучше будет
Дать время, чтоб она сама
Пришла к нему и стала чудом
В объятьях жарких короля.
4
Альхберт
Тот взрыв был мощной, страшной силой,
Какой бывает лишь пожар,
И в королевстве очутился
Альхберт, из прошлого дикарь.
Он был диковинкой. Из листьев
Носил одежды он свои
И был, как лань, шальным и быстрым,
Как не бывали короли.
Не мог король наш не дивиться:
Альхберт был чудом из чудес,
И государь остановиться
Ему позволил. Тёмный лес
Для дикаря был двор, наряды,
Не понимал он ничего,
Но всё ж нашлись, кто были рады
Учить обычаям его.
То были шут и Мархарита,
Альхберта стало им так жаль,
И дверь к нему была открыта,
Дикарь друзей к себе пускал.
Лишь короля он почему-то
Пускать упорно не желал,
Из свиты втайне кто-то шутки
На эту тему отпускал.
«Я дикарём был. Моё племя
Теперь, как звёзды, далеко,
Как сладко мне припомнить время,
Когда дышалось так легко», –
Так говорил Альхберт Павлену
И Мархарите, весь в слезах,
Ведь во дворе он был, как пленник,
Он здесь печаль узнал и страх.
«Даст Бог, вернёшься ты в то время,
Когда не знал ты этот мрак,
Дворец забудешь, словно бремя,
Ведь для тебя король – как враг», –
Так говорил Павлен, и вместе
С беднягой дружески скорбя,
Знал, что Альхберту здесь не место
Среди злодейства короля.
Пускай обычаи и дики
Бывали в древних племенах,
Но знала так же Мархарита,
Что для Альхберта сущий страх
Король их злобный и жестокий,
Как не бывало никогда,
Как будто сотнею осколков
На землю пала вдруг звезда.
5
Записка
Влюбилась наша Мархарита
В Павлена нежно, горячо,
И угощала земляникой,
Бросала взгляд через плечо,
Но шут не мог понять нисколько
Всю эту женскую любовь.
Как друг, беседовал он только
С красоткой без нежнейших слов.
Она однажды написала
Ему записку – он прочёл,
Но имя там не подписала
Ему, ведь страх её подвёл.
Павлен сказал при дамах громко,
Что никому не мог вручить
Свою любовь и тут же скомкал
Листок, что тайну ту хранил.
Все дамы лишь плечами жали,
Ведь, хоть и нравился Павлен,
Но писем вовсе не писали,
Ведь знали: не отдастся в плен,
Не станет петь им серенады,
Не станет им дарить цветы,
Ему любви совсем не надо,
Нет дамы сердца и мечты.
И Мархарита увидала,
Как скомкал он её любовь,
И, словно листик, задрожала,
От щёк отхлынула вся кровь.
«Злодей! Ты мог моё посланье
При всех не мять, ведь тайна в нём,
Но ты жестокий и коварный,
Тягаться можешь с королём.
Не любишь ты меня – не надо,
Но мог бы тайну схоронить.
Я жизнь любила, но не рада
Теперь на белом свете жить».
В слезах так крикнув, убежала
Она к себе, захлопнув дверь.
«Любовь свою она скрывала?
Ах, я прозрел, прозрел теперь!
Я думал, женщина другая
Мне написала то письмо,
Не Мархарита… Дорогая!
Я виноват перед тобой!»
Он побежал в её покои,
Но Мархариту не нашёл,
Тогда сбежал в тот сад, где хвоя
Волной ложилася на ствол.
Лила там слёзы Мархарита,
Павлен смущённо подбежал,
Но не нашёл и двух избитых
Фраз, лишь её поцеловал.
«Зачем меня целуешь, злобный?
Ведь всё, что думал, произнёс».
«Но я не знал, что ты любовью
Ко мне прониклась, и мороз
Идёт по коже от той мысли,
Что Мархариту я отверг
И беспощадно так обидел,
Как худший в мире человек».
«Не убивайся так, не надо,
Ведь ты не любишь всё равно,
И я раскаянью не рада,
Оно – пустое лишь кино».
Но вдруг Павлен упал к ней в ноги,
Как гладь морская – к кораблю,
И в сладкой прошептал тревоге:
«Я так люблю… тебя люблю!»
Она воскликнула, рыдая,
К нему тянулась, трепеща,
Он прошептал ей: «Дорогая!»,
Впервые пламенно любя.
6
Колье
Павлен гулял все дни с любимой,
Ей руки нежно целовал,
Влекомый той великой силой
Любви, что прежде и не знал.
И вот однажды Мархарита
Открыла вдруг ему секрет,
И вскоре вся узнала свита
О том, на что пролился свет.
«Павлен, взгляни: вот ожерелье,
Оно одно на всей земле,
Оно пришло из поколенья
Знатнейших в мире королей.
Павлен, я крови королевской,
Хотя в эпоху ту жила,
Когда уж нет былого блеска
И нет на троне короля.
Но получила ожерелье,
Как все, от матери своей,
Хотя такое украшенье
Меня не радует совсем.
Ведь летописцы написали,
Что ювелира сам король
Убил, хотя о том не знали
Ни королева, ни весь двор.
Король боялся, что тот мастер
Колье такое повторит,
И ювелира он, к несчастью,
Решил подушкой задушить».
Павлен услышал откровенье,
Бледнее смерти побледнел.
«Бежим смотреть на украшенье,
Бежим, любимая, скорей!»
И, ничего не понимая,
Бежала Мархарита с ним,
И оказались у палаты,
Где был король в тот миг один.
Они приёма попросили,
Король их принял, и Павлен,
Дрожа всем телом, каждой жилой,
Сказал: «Взгляните на колье
И покажите, умоляю,
Колье в шкатулочке своей».
Король, плечами пожимая,
Достал шкатулку, и Павлен
Воскликнул, ведь такое точно
Там красовалося колье,
Перевернулись дни и ночи,
Открыв жестокость королей.
Павлен воскликнул: «Вы убили
Того, кто не был виноват!
Вы задушили ювелира,
И не вернуть его назад!»
«Откуда ты узнал, несчастный?»
«Узнал он это от меня!» –
Так Мархарита закричала,
Монарха яростно кляня.
Король велел тотчас в темницу
Скорей красавицу везти.
Не даст он ей освободиться,
За болтовство её казнить!
7
Смерть
Павлен узнал, в какой темнице
Его любимая была,
Решил помочь освободиться,
Альхберта в путь с собой позвал.
Они приехали и стражей
Вином поили. Наконец
Когда заснули те, то кражу
Смогли свершить. Придёт конец,
Считали, мукам Мархариты,
Ведь был у них блестящий ключ,
И скоро будет дверь открыта,
Прольётся солнце среди туч.
И вот вошёл Павлен к любимой.
Она, воскликнув, обняла
Его. Альберхт стоял с улыбкой,
Что, как луна, была светла.
Дикарь стал живо Мархарите
О приключеньях говорить,
О том, как дверь была закрыта,
Но стражу вместе напоить
Решились два отважных друга,
Теперь же надо ехать в путь,
И протянул друзьям он руки,
Сказав: «Прорвёмся как-нибудь!»
И на коней они все сели,
Скача скорей куда-то вдаль,
Не зная, что за ними следом
Уже король с толпой бежал.
Хотел он выстрелить в Павлена,
Но Мархарита, заслонив
Его, такою стала бледной,
Упала замертво в обрыв.
Король схватил Павлена вместе
С Альхбертом, бледных, словно смерть,
И приказал друзей повесить
И на повешенье смотреть.
В тот день висели на осине
Два храбрых друга, смерть приняв,
Король же думал, что единый
Лишь он всегда во всём был прав.
И жил он дальше, как и раньше,
Но знали все теперь вокруг,
Став на столетия вмиг старше,
Что ювелир погиб от рук
От королевских, таких знатных,
И с ювелиром три души
Из трёх эпох, столетий разных
В небесной греются тиши.