Беспокойные буквы укладываю гуашью
В цветные картинки, в лица, в пыльные окна.
Блаженны нищие духом, им не страшны баньши
И птицы Божие от голода не дадут сдохнуть.
Кисточки скрип - как скрип от узла веревки
Затянутой крепко на огрубевших запястьях
Узника. Этот нелёгкий
Путь каторжанина выбрал себе для счастья
Быть одному. Просыпаться в комнате затемно.
Мучать слова, струны, краски и глину.
Но застилать твои сны белоснежной скатертью.
Быть тебе тем, кто прикроет, в случае, спину.
Спи, моя девочка, сны твои нежные, сладкие
Буду оберегать, отгоняя демонов.
Словом, гуашью, глиной, струнами нервными,
Буду я побеждать у твоей кровати их.
Не сомневайся, это оружие нежное
Будет страшнее меча, свечи пламя режущего.
Будет точнее выстрела, быстрей першинга.
Будет тебя обнимать как волна прибрежного
Города, где рисовал я профиль твой,
Где был взят в плен, без боя тебе отдавшись.
Там, где в бессилии был гуашью
Черноту глаз твоих выразить. И Ла-Манш мне
Было бы переплыть проще, чем
Выразить хотя бы частицу. И на бумаге
Непонятные возникали иероглифы снова.
Каждое утро я проходил пороги
Гоначихиры. Уровень взяв за основу
Этот. Так я пытался тебя добиться.
Ты теперь спишь со мной рядом. Это,
Конечно же, чудо. Спорить нет смысла.
У меня в постели теперь цветет лето,
Подаренное тобой. В жизни моей риска
Столько не было, с момента, как взял кисти.
Сам себя завязал узлом морским:
Мучать ради тебя струны, краски, глину.
Это свобода. Её не понять мирским
Людям. Но те, кто сердце из себя вынул
И подарил любимой
Со мной согласятся.