Придурок, на небе не звёзды сгорают, а пачками наши души, если я увижу космонавта, попрошу его потушить пожар совершенно ненормальный — во мне нет кислорода, только птицы, потерявшиеся во внутреннем снегопаде. Это было бы весело, если бы не ломало, сокращая, увиливая и ударяя меня — вечно мало глаз твоих или твоего голоса, навсегда сгоревшего, навсегда в моей квартире приросшего; мало всегда увидеть тебя глазком, хочется часами стоять под дверью, босиком убегать, когда понимаешь — всё, конец, приехали и приплыли.
Я бы остался с тобой, остался, не будь во мне много пыли прошлого, страшного, затуманенного Лондонскими рассказами.
Я так боюсь, что однажды проснусь в другом городе и — чужими с тобой, совершенными, разными, находящимися в спокойствии-невесомости — в моём космосе нет кислорода.
Я так боюсь конца этой повести.