Никто не забыт и ничто не забыто,
Тем ненависть наша опасней, страшней;
Пускай моя доблесть в могиле зарыта,
Но эти стихи до сих пор всех милей.
Уж тридцать я лет проживу или сорок -
Не знает никто, хоть становится хуже,
Но я был бы счастлив прилёту вороны,
Несущей мне ладан сквозь холод и стужу.
Моя терпеливость лишь злом окропляет,
Ведь вера погибла в объятьях стыда,
А стыд теперь также поток не поймает;
А было ли завтра для пары гнезда?
Я помню тот день - весной пришла осень,
Тогда нам казалось - она веселей,
Тебя на руках нести осторожно
Готов был, как рыцарь сверкающих фей.
До этого синий цвет... Тишина.
Звонок в дверь незримую, робкий вопрос:
"Скажите, вам люб стихов моих стан?"
Тогда я не думал, что канем в разброс...
Глаза, цвета золота, видел впервые -
Все рыжие дамы прославлены зеленью -
Где был интерес, там теперь рука стынет,
А в зале тень скрыла изящную мебель...
Конфликтные звёзды. Иней на клавишах.
Кто больший дурак и всему свету враг?
Я видел, как ты на колено падала,
Заслужено? Да. И не шагу назад.
Тогда издевательствам вышел предел.
Сказал я, что крест сохранил и сберёг?
Мне Бог не оставил высокий удел,
Но я не мог бросить дар на порог.
Не ценишь, не ценишь... А раньше ценила?
Наверно. Как я. Чтоб стихи создавать.
До сих пор обитель твоя всё манила,
Но автор отверженный бросит внимать.
Люблю в конце строчки начальные метить,
Но здесь пускай будет всё без ответа.