Новогодье

Наталия Максимовна Кравченко
С иллюстрациями здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post348478350/


***
 Этот день ещё мной ненадёван,
 непомечен ничем и никак.
 Словно агнец, младенческий овен
 в белоснежных небес завитках.

 День идёт. Я в него облачаюсь,
 в золотистого цвета руно.
 Будто заново жить обучаюсь
 по его игровому кино.

 Досмотрю ли я нынешний ролик,
 полный ужасов или красот?
 Даст блеснуть ли он мне в главной роли
 или вновь, как всегда – эпизод?

 Только главное всё же не это:
 как дожить, чтоб в итоге всего
 не запачкать бы чистого света
 белоснежной одежды его?


День

День неспешно зачинается.
Я ему пока никто.
Даль чуть брезжит, разгорается,
как в туманностях Ватто.

Он ещё пока на вырост мне,
он просторен и широк.
На невидимом папирусе –
иероглиф недострок.

Будет день с его обновами,
будет пища и питьё,
будет дом, где оба снова мы,
наше нищее житьё.

Полдень обернется вечером,
утишая шум и гам,
и спадёт, припав доверчиво,
шёлково к моим ногам.

А в каком отныне ранге он –
этот день зачтётся мне
прилетевшим свыше ангелом
в полуночной тишине.


***

Нездешний, нежный, невесомый,
о снег, живое существо!
Любви безоблачной, бессонной
искрящееся вещество.

Души снежинки – поцелуи...
Как чуден призрачный полёт.
Воспеть то, что не существует
и тем не менее живёт.

И шепчет голос без названья:
«Всё образуется, Бог даст...»
О, этот дух существованья!
Он никогда нас не предаст.


***

Кому посвящён этот дождь? Снегопад?
Что пишет он в воздухе мокрого сада?
Как будто бы кто-то строчит невпопад,
стремясь достучаться до адресата.
А он и не слышит за стуком лопат.
Какая досада! Какая досада!


***

Любимое дерево звали Берёза.
Был вечер декабрьский жемчужен и розов.
И я, проходя, замерла на пути.
Снежинок кружилось над ней конфетти.

В мерцающем свете фонарного снега
такая была в ней небесная нега,
и лёгкие нити белесых волос
летели, хотели, чтоб ветер унёс.

Я что-то шептала рифмованным словом,
она же – ветвей своих горьким изломом,
но обе шептали мы с ней об одном,
и вечер казался несбыточным сном.

А утром уже по-другому увиден
был облик её, по-дневному обыден,
сливаясь с четою таких же берёз.
Остался во мне он лишь облаком грёз.

Я памятью сердца любила берёзу,
как Маленький принц свою первую розу.
Я знала вечернюю тайну её
и видела в ней что-то очень своё.


***
 Во всём такая магия и нега,
 что кажется, я в сказке или сне.
 Как дерево, укутанное снегом,
 стою и тихо помню о весне.

 Хранит души невидимая ваза
 всё то, что недоступно-высоко
 и неподвластно ни дурному глазу,
 ни жалу ядовитых языков.

 О только б не рассеять капли света,
 не расплескать в житейской мельтешне
 и уберечь, как за щекой монету,
 как птенчика, согретого в кашне.

 Вспорхнул под видом птицы тихий ангел,
 слетели кружева с берёз  и лип,
 и мир, который виделся с изнанки,
 явил мне свой иконописный лик.



***

Июль сменился январём
внезапно как-то, незаметно.
И обернулось снегирем –
что было яблоком на ветке.

И холодом объяло дом,
как снег на голову обруша.
И реку оковало льдом,
убив её живую душу.

Как командорские шаги
и следом крик: «О, донна Анна!»
Лишь только свет, и вдруг – ни зги.
Зима всегда, как смерть, нежданна.



***

 Рисунок дня. Небрежный росчерк буден.
 Заветный вензель на стекле судьбы.
 Подарок фей. Кофейный штрих на блюде.
 Что сбудется из этой ворожбы?

 Ещё одна иллюзия издохнет.
 Одною болью больше будет в срок.
 Не сбудется судьба моя — и бог с ней.
 Ведь главное — что было между строк.

***

В новую вглядываюсь зарю,
благ у неё прося.
По православному календарю
год этот – год Лося.

В руки взяла его протереть
и — отвалился рожок.
Это наполовину смерть
ждёт меня, да, дружок?

Что это – знак, примета, фигня?
Может быть, в год Лося
что-то отвалится у меня?
Выживу, но не вся?

Я исправлю это в момент –
взяв быка за рога,
рог приклею клеем «Момент» –
вот и вся недолга.

Бог хотел мне рожка не дать
как корове бодливой,
но я стану всё ж, как пить дать,
в этом году счастливой!

***

Новый год понемногу становится старым,
приучает к подаркам своим и ударам.
Не страдает он сентиментальностью, тактом.
Привыкаем к атакам его и терактам.

Привыкаем к тому, с чем нельзя примириться,
и к тому, что рванёт, и что где загорится.
Мы на бочке той пороховой отдыхаем,
обнимаем, рожаем, едим и бухаем.

Мы под кожею слой нарастили защитный.
Мир на тонкую кожу уже не рассчитан.
Каждый смертный учтён и сосчитан верхами.
Я наивно пытаюсь укрыться стихами.

Новый год, погоди, не меняй так обличье.
Пусть в тебе остаётся цветочное, птичье.
Пусть не грязь и не кровь не пятнает одежды.
Пусть в тебе остаётся хоть капля надежды.