Когда люди пришли в его дом,
Никто больше не смог петь,
Они считали его Серым Изгнанником, вором,
А он воровал лишь чужую смерть.
Они ступали по скрипящим доскАм,
И повсюду была серая пыль - прах.
Он поклонялся пяти ветрам,
Его сжигать собирались на кострах.
Когда люди пришли в его дом,
Всюду была кровь и чернели кресты,
В кривой избушке - вечный погром,
Аромат трав, тигли и котелки.
Про него говорили - Колдун,
Эльфийское отродье, приносящее боль,
Но надпись Светлых, нелгущих рун
Твердила, что Смерть забирал он с собой.
Когда люди пришли в его дом,
Каждый сед стал в один миг,
И жгучий удар стыда, словно хлыстом,
Заглушил в груди истошный крик.
Черный грач взмахнул крылом,
Потемнели опять небеса,
Он был им - защитником и творцом,
А они для костров собирали дрова.
Когда люди пришли в его дом,
Его кожа была холодней и серее льда,
Они считали его Колдуном и вором,
А он все их несчастья забирал на себя.
Его спина и грудь - все было в крови,
И залит алой жижей пол,
И слабым движеньем дрожащей руки
Он прогонял их обратно в дол.
И рухнув на колени, он не стонал,
Лишь терпеливо прикрыл глаза.
И тогда тот, кто больше всех кричал,
Пред ним на колени упал.
"Забери мою душу, но только живи,-
В исступлении тот зашептал, -
Я молю тебя, всех нас прости,
Ведь от бед ты нас всегда защищал.
А мы, не ведая всего,
Осудили тебя на костер,
И имя прокляли давно уж твое,
Прости нас, наших отцов и сестер.
Забери душу мою, но только живи.
Считали мы тебя вестником зла,
Ты ведь всегда шел по следам из крови,
За миг до беды, стоял у одра.
И никто и подумать не смел,
Что заменял ты хворью смерть,
Оберегал нас, по-своему, как умел,
На страдания наши не в силах смотреть.
Забери мою душу, но только живи,
Я молю тебя, тот, кто больше всех кричал".
Но молвил он, " Ступай, иди,
Зла я на вас никогда не держал".
Когда люди пришли в его дом,
Никто больше не смог петь.
Они считали его Колдуном и вором,
А он воровал лишь чужую смерть.
Когда люди покинули его дом,
Среди мрачных долин пролетела гроза,
И многих спас он потом,
Грея руки возле костра.
Но одна осталась в земле,
На два метра глубже привычных могил,
Та, что никогда не звала его к себе,
Та, кого больше всех он любил.
Когда люди пришли в его дом,
О ней уж никто не помнил, не знал,
И могила ее заросла под мостом,
Но беречь их он ей обещал.