В городе
Заходит солнце. Но не безразличие,
А горечь и любовь оставит нам закат.
Жизнь угасает. Но в ином обличии
Она восходит, зелена сто крат.
Вступая в мелом вычерченный круг,
Ещё до вдоха мы услышим трубы.
И нас предупредят сухие губы
О краткости слиянья наших рук.
Нам трудно говорить. Конец — рассвет —
Уже назначен. Что ж, тем ярче мысль,
И взгляд, и слово — каждый жест.
Всё дышит жизнью, обретая смысл.
Ни прошлого, ни будущего нет.
И только в настоящем всё для смертных.
Подобны к берегу несущейся волне,
Они пришли отпраздновать бессмертие.
И, словно в пропасть, падает стена.
Зачерпнуты любовью боль и горечь.
И кровью дышит суть. И ночь черна,
Едва перевалившая за полночь.
лето 1984
В деревне
Луна и зеркало. Иголка. Муть в стакане.
И скатерти запутанный узор.
Пружина неудобная в диване.
С самим собой, как за стеною, разговор.
Сквозь тиканье часов — безвременья провалы,
Заполненные сном. И память о грозе,
Случившейся во время игр в подвале.
Дань, отданная слёзной железе.
Как странен путь того, кто в одиночку
Был вынужден себя открыть себе.
Тьма бродит, складывая строчку,
Прислушиваясь к посвистам в трубе.
И ночь вплотную к роговице
Огромной книгой прилегла.
Её бездонные страницы —
За чёрной плоскостью стекла.
сентябрь, 1984