Я бы не соврал, если б сказал, что твое существование въелось в мое,
что мне осталось одно:
просыпаться в прокуренных спальнях, жаловаться на грязное белье
и думать только о том, чтоб все мое стало твое.
Эти пороги становятся пропастью,
люди - злобными, а комнаты - камеры,
но ты не бойся, я не смогу уже тебя бросить.
Кстати, осень с тобою рядом уже совсем не осень,
а какая-то весна, пусть грязна, холодна, но она
делает такой прекрасной тебя.
Наверно, забавно смотреть, как я от отчаянья молюсь богу,
в которого никогда не верил,
особенно ночью, в постели, когда спят соседи,
когда никто не мешает, когда он не занят.
Он, наверно, просто курит и смотрит, как этот человек внизу бредит,
бредит о ссорах и детях, о домах и деревьях,
кто вообще сказал, что так надо, но он в это верит.
Бог вздохнет и уйдет.
А что я?
Я продолжу прятать глаза
От слишком ярких лучей, от людей,
меня будет тошнить, когда услышу их голоса,
но я уже никогда не смогу оторвать глаз от тебя.
Прости.
Я знаю, что там за гранью,
за пределами нашей весны,
я всего лишь крупинка в прострации времени,
но мне так надо тебя туда унести.
Я все отдам: и душу, и тело, и разум,
берите все сразу,
но я заклинаю,
что смерть – это счастье,
если только Она
будет смотреть,
как я
умираю.