***

Так безнадежно давно начав с собой говорить,
Уже совершенно забыв, что можно общаться с другим,
Иду тихо, пол бередя, на сонную кухню чай пить.
Расплескав пол-кружки, устроив на паркете прилив,
Задумаюсь снова о вечном, безрадостном, диком;
И в голове сотни мыслей слились в диалог,
Разразился соперник насмешливым даже криком.
Пылится, конечно, свежей книги моей пролог,
Пылится, забыв про течение плавное лет, дней.
Замирают часы, разбиваются вдребезги сами.
А потом кто-то взошёл на порог...
- Мне налей.
Удивлюсь, разумеется, бодро всплесну руками.
- Кто ты такой? Развернись, уходи, не ждала!
А он удивится под стать мне не меньше.
- Вот глупая... Счастье волком воя звала,
а теперь отравляешь мне душу так резко, поспешно.
И голос ответивший мягко и бархатно ляжет,
Напомнив о прошлом, так в лету канувшем горько.
- Ты..!
Сумрак расступится нежно под шагом вперёд
Незваного, милого, доброго гостя. И колко
Вонзится под сердцем иглой золотое и светлое чувство.
- Да-да.
Но мы не обнимемся, нет. Потому что пустое.
Нам с гостем таким обниматься - кощунство.
- Ну, будет хоть что-то в жизни родное...
И он заведёт красивую, яркую, пылкую
Поэму весьма философскую. А мне замереть
Только с чашкой горячего останется вилкою.
Со стыда, может, лучше уж здесь умереть?
Потому что он смотрит в глаза - я всё понимаю.
Мне ясно, как день, то каждое слово,
Которое он так четко и с хрустом роняет,
Но сама я гортань испарила в себе словно,
Растерялась и бросила попытки все строчку сложить.
Страх. Прокрался и в угол засел потихоньку...
А он говорит, говорит, но потом сумел заприметить.
- Это что?
Пальцем укажет в стык двух стенок.
Закрою собой черноватый комочек испуга:
- Это кто-то из бывших тут бросил, наверное...
- Чего врешь? Я не видел, как будто бы, ступор.
Я не знаю, будто, что тут не гостило и лето.
Так, глаз не сводя тёмных, встанет, встрепенётся,
Расправит сутулые плечи.
- Боишься? Всё жаждешь выйти в оконце? -
Насмешливо скажет, сщурит очи, похожие на свечи.
И тут же расколется истина на две половины.
В одной побегу я навстречу, на шее повисну, не слезу.
В другой же останусь на месте с повинной
И никогда больше
В сенцах его
Не увижу.