«дома (а где же ещё быть ночью), конечно, жду»
полусонная трубку кладу и кровь закипает в жилах.
насчет «жду» я уже третий месяц привычно вру,
усмехаюсь со злостью: ведь что хотела, то получила.
грею ужин остывший, бросаю в заварник чабрец и мяту,
так хотелось когда-то единственной стать из ста,
и он полюбил говорить: «ты мне как сестра»,
но я никогда не могла относиться к нему как к брату.
пока он влюблял в себя молодых красоток и знойных женщин,
меня каждое новое имя бросало в холодный град,
они все ревновали страшно, потом убеждались, что я им совсем не враг,
а еще мне звонили все эти дуры. я лечила их от душевных трещин.
но не сказать, как ревность сжигала душу, травила ядом,
как становились тесными этажи, ночь являла худой оскал,
я согласна была чтоб хоть так, хоть секунду, но был бы рядом,
и боялась дышать, когда он за стенкой спал.
всё рвалась и металась, считая его вселенной,
плела талисманы из снов, лоскуты поднебесной ему творила,
он продолжал ходить по канатам, смеяться в лицо проблемам,
я становилась все более тихой и молчаливой.
да не нужен ему твой чай, он сегодня пьян,
он едва ли держится на ногах: «ты помнишь вон ту девчонку?»
и, шатаясь, пьет из горла свой ром, я даю - не берет стакан,
«представляешь – я стану отцом, она ждет от меня ребенка!»
-«сколько ей, девятнадцать, да?» если б узнала полгода назад,
еще месяц себя собирала бы как мозайку,
теперь же - какая-то странная пустота. ни разбита, ни даже удивлена.
шустрая девочка, да. но её почему-то немного жалко.
и мне даже смешно: вот такой надо было (или не надо?) быть?
я давно ничего не жду, сорвала с себя цепи. и боль не загонит в угол.
у меня было много времени, милый мой, чтоб остыть…
будь там счастлив. а мне надоело быть твоим лучшим другом.