НАВЕЧНО В ПАМЯТИ ОСТАЛСЯ
Моему отцу посвящается
Наверное, в каждой российской семье, где живёт или жил фронтовик, сохранились воспоминания о войне. И мой отец рассказывал нам много интересного. Но я расскажу лишь об одном эпизоде его боевой жизни.
Павел Кононович Холопченко служил с конца 1937 по 1940 год в г. Пятигорске в 10-й Терско-Ставропольской дивизии, в 89-м полку, который стоял под Машуком. Затем полк стал называться 120-м казачьим. В июле 1941 года Павлика призвали в 10-й запасной полк связи, который в декабре 1941 года был направлен на фронт. Далее название частей менялось, но суть оставалась прежней: сражаться с врагом. Он служил уже в 4-м гвардейском кавалерийском корпусе орденов Кутузова, Богдана Хмельницкого под командованием Кириченко, когда шли бои в Ростовской области.
31 августа 1943 года готовилось наступление. Перед кавалеристами была поставлена задача: налететь внезапно на расположение немецкой части при взятии Таганрога. Лошадей должны были подать в час ночи, чтобы до рассвета занять позицию. Но по непонятным причинам коноводы подали лошадей только в 6 утра. Когда эскадроны на полном скаку рассредоточились по степи, где не было никакого укрытия, кроме полосок неубранной кукурузы, они попали под обстрел немецких танков и самолёта. К восьми часам утра, в разгар боя, лошади метались по степи, наши войска то наступали, то отступали. Смертельно раненная лошадь, завалившись на бок, издавала последние хрипящие вздохи. Павел, освободив ноги из стремян, стал отползать к видневшимся рядам кукурузы. Самолет, обстреливая, пролетел так низко, что Пашка увидел лицо улыбающегося немецкого лётчика и рыжую прядь волос, торчащую из-под шлема. Неимоверно резкая боль пронзила всё тело Павла от ноги до головы: разрывной фаустпатрон, попавший в подошву сапога, разворотил и сапог и стопу. К нему подбежал друг Мишка Велигура, уроженец села Чернолесского из их родного Ставропольского края.
– Держись, Павло! Помоги снять с тебя ремень, надо перетянуть ногу.
Гул самолёта отдалялся… Мишка помог перетянуть ногу в самом верху и потащил друга к кукурузе, где чернела глубокая воронка от снаряда. Положив в неё Павла, начал саблей рубить высокие уже подсохшие и покрытые пылью кукурузные стебли. Прикрыв ими от жары раненого друга и долив из своей в Пашкину фляжку воды, произнёс: «Потерпи, Павлик, я обязательно вернусь за тобой».
Грохот, свист пуль – все было, как во сне. Нога онемела, Пашкины руки ослабели, голова казалась свинцовой. Сквозь сухую кукурузную листву виднелось уплывающее куда-то небо. Сознание туманилось, вода во фляжке кончилась, губы стали шершавыми, веки тяжелыми. Выползти из воронки не было сил. Павел уже не чувствовал ни ноги, ни тела, ни боли, он потерял сознание.
Когда он приоткрыл глаза, неба не было видно, надвигались сумерки. Ватные руки не поднимались, зубы не разжимались… Это потом он узнает, что прошло более суток.
Совсем рядом послышался скрип колес, затем шуршание сухих стеблей кукурузы, Павел застонал…
Мальчишка лет 12 притащил тачку и резал серпом кукурузу. Услышав стон, осторожно приблизился. Увидев на солдате русскую гимнастерку, стал звать: «Дяденька солдат, дяденька солдат, ты живой?» В ответ раздался только стон, и малец помчался в деревню. Вскоре пришли с ним старик и старуха. Вытащили раненого из воронки, погрузили на тачку и отвезли в село Федоровка.
Здесь, в доме на окраине села, на полу повсюду лежали раненые. Павла положили рядом с ними. Старушка ложкой разжала Павлу зубы и стала поить его молоком, а деда послала в другое село, где рядом размещался полевой госпиталь.
Подошла машина, санитары собирали раненых.
Тут появился и Мишка Велигура, искавший друга.
В полевом госпитале, посмотрев на ногу, хирург сказал: «Гангрена, срочно на ампутацию». Медсестра не могла записать фамилию, потому что раненый не отвечал на вопросы. Тогда она нашла «патрон смертника», где находилась записка со всеми данными. Прочитав фамилию Холопченко, сказала хирургу: «Это не родственник нашего начальника госпиталя?» «Нет,– ответил тот,– этот же Кононович, а наш начальник – Давыдович».
Павла положили на свободный стол, хирург готовился к операции. В это время вернулся Иван Давыдович, ездивший за медикаментами. Медсестра сообщила, что на операционном столе лежит его однофамилец. Тот спросил: «Как зовут?» Услышав имя Павел, залетел в операционную и, увидев своего двоюродного брата, приказал немедленно обработать ногу для осмотра. Когда разрезали сапог, сняли куски тряпья, что остались от портянок, обработали рану и ногу, то Иван Давыдович, взяв на себя ответственность, отменил ампутацию, сам лично сделал Павлу три операции. Удалено было чуть меньше половины стопы, осталось множество осколков до конца жизни у инвалида 2-й группы, но нога была спасена.
Вернувшись из госпиталя, Павел трудился все годы до выхода на пенсию. К многочисленным наградам ВОВ добавились грамоты за строительство озера и медаль за строительство Бештаугорской птицефабрики, где он был занесен в Почетную книгу предприятия. Рассказывая о войне, Павлик часто вспоминал мальчишку, благодаря которому остался жив, и очень сожалел, что даже имени его не узнал.
Рассказ из серии «Подарок судьбы»
ТРИ КОПЕЙКИ
Это было так давно, но в памяти совсем близко:
детские годы, пятый класс, 1957 год, выходной
день, городской парк им. Кирова, 3 копейки –
стоимость проезда в трамвае в городе Пятигорске.
Всю неделю ребята из 5«Б» бойко обсуждали предстоящую поездку в городской парк и с нетерпением ждали воскресенья. Наконец-то долгожданный день настал.
Солнечное тёплое утро, радостные улыбки на детских лицах, громкий и строгий привычно знакомый голос классного руководителя, преподавателя русского языка и литературы Людмилы Семёновны, которую в школе называли «синявкой». Она всегда носила строгое синее платье с белым воротником, казалось, что другой одежды у неё просто не было. И когда однажды Людмила Семёновна появилась в праздничном тёмно-синем костюме с белой блузкой, «остроумный» Петька прошептал: «Наша «синявка» потемнела… Вообще-то, здорово! Красавишна!»
Девчонки стояли группами у подъезда школы, кто с кем дружил. Мальчишки толпились на спортивной площадке. Услышав громкое «Ребята…», все поспешили к Людмиле Семёновне, а та строго стала говорить: «Стали парами. Идём на трамвайную остановку. Дорогу не перебегать. Не кричать и громко в трамвае не разговаривать. Все взяли деньги и носовые платки?» Ребята ответили хором: «Да!»
От разворота трамвая на конечной в Ново – Пятигорске у школы №3 остановка была третьей, и вагон был почти пустой. Ребята, быстро разместившись на сидениях, где двое на одном, где трое на двухместном, угомонились. Трамвай привычно застучал колёсами по рельсам, поскрипывая на поворотах, кондуктор объявляла остановки. Ребята, успевая заметить какие-то новые изменения через окно, делились впечатлениями, стараясь говорить тихо, поглядывали на Людмилу Семёновну, сидевшую впереди на месте кондуктора, которая, любезно уступив ей своё рабочее место, ходила по вагону между пассажирами, заполнявшими вагон на каждой остановке, чтобы не пропустить безбилетного «зайца».
Вот она, долгожданная остановка!
Ребята, наскакивая друг на друга, спешили покинуть вагон, у мальчишек завязалась потасовка. Но услышав «Стали быстро парами», все сразу, выстроившись в длинный ряд, зашагали к городскому парку. И хотя было всего 11 утра, в парке уже все аттракционы работали: вертелись и крутились карусели и «чёртово колесо» (так почему-то прозвали колесо обозрения), скрипели качели и хлюпали о воду весла, двигая плавно скользящие лодки по зеркальной глади небольшого озера с островком в центре зеленоватого водного пространства.
– Так, не расходимся. Все вместе переходим от одного аттракциона к другому. Если кто не хочет кататься здесь, всё равно находится рядом и ждёт остальных. Всем ясно?
– Ясно… – ответила недовольная ребятня, уж очень хотевшая полной свободы действия, о которой теперь даже нельзя было подумать.
Началось изнурительное ожидание прокатиться там, где хотелось. Деньги быстро исчезали из карманов мальчишеских брюк и девчоночьих кофточек и платьев. А ещё не дошли до мороженого и лимонада…
– Эй, Холоп, – обратился к Ларисе подбежавший длинноногий и длиннорукий, в очках на носу Женька. – Деньги есть?
Лариса давно привыкла, что мальчишки дали ей прозвище Холоп, от её фамилии Холопченко. Она не обижалась на них даже тогда, когда кто-то, после очередного выхода стенной газеты «Колючка», начинал ей делать пакости. То приплетал длинную косу к спинке парты, то мазал маслом и всякой гадостью сидение, то что-то подкладывал в портфель, сыпал песок в карманы фартука, когда оставленная форма была без присмотра, а она в это время занималась на уроке физкультуры, и много чего ещё. Она спокойно выносила всё это. А те продолжали ей мстить. Лариса была членом редколлегии классной и школьной стенгазет. Она рисовала карикатуры и сочиняла сатирические куплеты на хулиганистых и нерадивых ребят. Папа говорил:
– Умный на глупого не должен обижаться. Людям нельзя мстить. Только терпением, своим трудом и старанием можно добиться очень многого в своей жизни и это может сделать человека счастливым.
И Масюня, как ласково с рождения называл её отец, слушала советы любимого папы и выполняла их беспрекословно.
Лариса опустила руку в карман и с гордостью, что она такая экономная, достала полную горсть монет, образовавшихся после размена трёх рублей, эту целую бумажку ей дали родители для поездки, чтобы она разменяла её в парке, и 3 копейки на проезд. Женька вытаращил косые глаза, ставшие ещё больше за стёклами очков.
– Ого! Богатенький Холоп!
Он в один миг сгрёб монеты своей рукой, наполовину больше Ларисиной и, сказав, что надо делиться, помчался к ребятам, стоявшим у киоска мороженного.
Лариса задержалась на несколько минут, рассматривая незнакомую птицу на берёзе. Птица с яркими перьями на крыльях сидела на ветке и чистила их своим длинным клювом, не обращая внимания на шум пробегавших ребят. Она так старательно и ловко выполняла свою привычную работу, что этим и привлекла любознательную, уже тогда талантливую девчонку, любившую рисовать и складывать слова в рифму. Лариса шептала: «Птица яркая такая, не понятно мне, какая?»
От неожиданных действий Женьки Лариса просто оторопела, застыв на несколько минут на этом месте. Вдруг она осознала, что хулиган, каким многие годы в школе слыл второгодник Женька, оставил её без копейки, не только без мороженого, лимонада, но и платы за проезд в трамвае домой. Она сорвалась с места и кинулась за Женькой, который, распихивая ребят, пока Людмила Семёновна разговаривала со встретившейся знакомой, пробирался к окошку за мороженым без очереди. Ребята не сопротивлялись, зная, что Женька сильнее их. Лариса начала пробираться за Женькой, но уж её ребята пропускать не хотели и, не зная, в чём дело, отталкивали и пихали локтями, кулаками. Слёзы душили Ларису и текли из серых её глаз сплошным ручьём. Она плакала не из-за денег, вырванных Женькой, а от тумаков и непонимания ребяг, что она вовсе не за мороженым без очереди, а забрать свои деньги у Женьки. На шум обратила внимание Людмила Семёновна:
– Холопченко, ты что там споришь? Как ты себя ведёшь, ты же девочка…
– Я… я… – только и могла произнести совсем расстроенная девчонка.
– Да, ты! Устроила драку. В следующий раз я тебя вообще никуда не возьму. Так! Быстро все отошли от киоска, стали в пары и пошли к трамваю. Разгулялись… А Холопченко идёт рядом со мной. И завтра же родители должны быть в школе, ясно?
Лариса промолчала. Объяснять, что случилось, когда её никто не хотел слушать, не было смысла. Людмила Семёновна сделала замечание Женьке, но тот ответил: «А чо она ко мне вяжется? Я чо, ей должен?»
Мысли путались, слёзы мешали думать. Только одно не давало покоя: как доехать без билета домой? Что скажут на всё это родители, которых вызывает «синявка» в школу?
– Стала в угол, – приказала Людмила Семёновна. – Подумай о своём поведении. Ребята, приготовьте деньги за проезд.
Кондуктор медленно двигалась с конца вагона, брала деньги у ребят и, оторвав билет, вкладывала в руку каждого. Когда она подошла к Людмиле Семёновне, за спиной которой стояла заплаканная Лариса, учительница протянула целый рубль, сказав, что мельче нет. Получив билет и сдачу, отступила немного в сторону. Лариса оказалась перед кондуктором. Та стояла, молча ожидая, когда девочка протянет ей деньги за билет. Не дожидаясь вопроса кондуктора, Людмила Семёновна, взяв Ларису за плечо, которое ныло от чьего-то удара, стала трепать и без того испуганного ребёнка:
– Что стоишь, как истукан? Покупай билет.
Лариса молчала, наклонив голову.
– Я кому говорю? Бери билет.
Почти шепотом девочка произнесла, что у неё нет денег.
– Как это нет? Ты совсем сошла с ума? Забыла, что в трамвае надо платить за проезд?
Кондуктор, видя, что ребёнок очень расстроен и здесь что-то не так, произнесла:
– Да заплатите вы за ребёнка, родители наверняка отдадут.
В это время из конца вагона послышался голос Женьки:
– Да ладно, я заплачу за неё.
Женькиного отца дядю Мишу хорошо знала и Лариса, он работал вместе с отцом «виновницы» случившегося. Женька понимал, что ему может здорово «влететь», если до строгого отца дойдёт его очередная выходка.
Но Людмила Семёновна не уступала:
– Сейчас будет остановка Кочубея, ты немедленно выходишь из вагона и идёшь домой пешком, чтобы знала, как тратить деньги на своё удовольствие и позорить меня перед всеми. Ясно?
Лариса, вся в слезах, с опущенной головой, стояла молча, а Людмила Семёновна настаивала на своём…
Скрежет тормоза и толчок оповестил всех об остановке. Взяв Ларису за руку и толкая в худенькую спину, классный руководитель вышвырнула ребёнка из вагона. Лариса, споткнувшись о ступеньки, еле удержавшись на ногах, смотрела сквозь слёзы вслед уходящему трамваю. А тот, постукивая колёсами, удалялся почему-то очень быстро. В этом постукивание слышалось Ларисе: «Вот так тебе… вот так…». А в заднем окне вагона виднелся Женькин сжатый кулак, которым он грозил Ларисе, словно предупреждая о молчании.
Небо хмурилось. Непонятно откуда взялись тучи. Где-то громыхнул гром. Надвигалась гроза.
Медленно брела Лариса по дорожке вдоль трамвайной линии, озираясь по сторонам. После того, как её укусила соседская собака, она очень их боялась и боялась грозы.
Выйдя из трамвая возле школы, Людмила Семёновна отпустила ребят по домам, вероятно, решив, что она выполнила свой долг и может быть тоже свободной, да и погода портилась.
Павел, отец Ларисы, подметал возле двора, спешил успеть до дождя. Вдруг он увидел бегущую из-за угла Инку. Девчонка училась с Ларисой в одном классе и жила напротив.
– Инна, а где Лариса? – спросил удивлённый Павел, зная, что девчонки были вместе.
– Её «синявка», ой, Людмила Семёновна высадила из трамвая. У неё не оказалось денег на билет.
– Как высадила? Где? – дрожащим голосом произнёс, недоумевая, Павел.
– Ещё на «Кочубея», – ответила Инка.
Небо полыхнуло огненной полосой. Павел, бросив метлу в угол двора, залетел в дом.
– Маруся, я побежал встречать Ларису. Она идёт пешком одна из города. Инка сказала, что «классная» высадила её из трамвая. На вопрос жены «За что?» Павел уже не ответил. Он схватил старый, но добротный военный плащ и быстро зашагал навстречу любимой дочери, зная, что она боится собак и грозы. Бежать с ногой, в которой с войны осталось множество осколков и всего полстопы с пяткой, было трудно, но он пытался.
«Сейчас ливень как даст… А Масюня в одном платье. Сколько же она прошла?»
Павел задавал себе вопросы, на которые не знал ответа. Он шёл по улице Февральской, его догнал трамвай от конечной остановки. Павел вспомнил, что, поторопившись, забыл взять деньги. «Только бы она никуда не свернула»,– беспокоился он.
Крупные капли дождя, словно горох, посыпались с неба. Павел накинул плащ и побежал, если это можно было назвать бегом. За сколько минут он добежал до остановки «Колхозная площадь», а навстречу ему бежала его Масюня, прижав свои худенькие ручки к такому же худенькому телу, обтянутому уже промокшим платьем. Он услышал привычное «Папочка», обнял дочь, поднял её и поставил под навес крыльца дома, у которого они встретились. Тут же снял с себя сухую рубашку, стянул с мокрого дрожащего тельца платье и, надев рубашку на дочь, накинул на неё полу плаща. За поворотом заскрипел трамвай. Павел очень пожалел, что торопясь навстречу дочери, не взял деньги.
– Ну что, доча! У тебя нет денег и у меня нет, я их просто забыл взять, так спешил к тебе. Пошли пешком. Помнишь, как мы пешком ходили с тобой вброд через Подкумок в хутор Садовый к бабушке и дедушке? Нам не привыкать.
Павел широкой шершавой ладонью погладил Ларису по голове, прижал её к себе и нежно поцеловал в обе мокрые от слёз и дождя щеки. Лариса на минутку прижалась к тёплой чуть колючей щеке отца и сказала:
– Папочка, я не виновата – это Женька Клименко забрал у меня все деньги, а Людмила Семёновна меня ни за что наказала.
Отец выслушал рассказ дочери и попросил её обо всём подробно рассказать дома.
Дождь стих так же внезапно, как и начался. Два любящих родных человека шагали рядом, им было так хорошо! Отцу, что с дочерью ничего не случилось, и он вовремя её встретил. А дочери потому, что у неё самый лучший папа на свете, и строгий, и добрый, и всё понимающий, и очень её любящий!
А дома их ждала любимая мама с горячими блинами и душистым чаем с малиной. За время нервного ожидания Маруся спешила приготовить своим родным то, что больше всего им нравится, хотела угодить и угодила!
Успокоившаяся Лариса подробно рассказала обо всём, что случилось в парке, а потом и в трамвае. Возмущению родителей не было предела: как могла классная руководительница так поступить с ребёнком, высадить из трамвая, не заплатив за неё? Страшно представить, если бы, не дай Бог, что-то с ней случилось. Ну, с Женкой разберётся его отец. Если всё рассказать в школе, то он и так там «на волоске», пусть хоть 7 классов закончит, а то так неучем и останется. А вот как разговаривать с Людмилой Семёновной? Обвинить и ругаться, значит ещё больше вызвать её неприязнь к дочери, но и оставить такой поступок без объяснения с её стороны, нельзя. И утром, в понедельник, Павел, отпросившись на два часа с работы, отправился в школу.
У Людмилы Семёновны первые уроки русского и литературы были в её 5 «Б». Войдя в класс, поздоровавшись и усадив ребят, она повернулась к Ларисе и строго спросила, где её родители. Девочка ответила, что папа обещал зайти в школу, когда его отпустят с работы.
Первые 45 минут пролетели быстро. Никого не спрашивали, был разбор предложений, а на дом Людмила Семёновна задала написать рассказ о том, как каждый провёл выходной день с друзьями в парке. А Ларисе сказала, чтобы та написала, почему она устроила драку, да ещё с мальчиками? Раздался звонок на перемену. В классную дверь постучали, а затем с вопросом «можно?» в класс вошёл Павел Кононович Холопченко, отец Ларисы.
Отец Павла – Конон Холопченко был первым председателем колхоза им. Ворошилова хутора Садового, а сам Павел был первым секретарём комсомольской ячейки. С тех пор Павел привык смотреть в лицо собеседника, задавать конкретные вопросы и получать на них конкретные ответы.
Отпустив ребят на перемену, Людмила Семёновна обратилась к Павлу:
– Хорошо, что вы пришли! Ваша дочь ведёт себя просто недопустимо!
– А допустимо высаживать ребёнка из трамвая и отправлять домой одного. А если бы что-то случилось, кто бы отвечал? Если бы вы доверили своего ребёнка кому-то, а его вот так выкинули бы из трамвая, он шёл бы в дождь один такое расстояние без присмотра, что тогда?
Павел говорил спокойно, смотрел Людмиле Семёновне в глаза, совсем не ожидавшей такого вопроса. Она была уверена в правильности своего воспитательного поступка. Но Павел, не зная, что у неё нет своих детей, невольно задел самую больную тему в её жизни. И строгая, принципиальная женщина, растерявшись, ответила, что у неё нет детей, но это не так важно для её работы.
В разговоре образовалась пауза. Два взрослых человека стояли друг перед другом и молчали. Первой нарушила молчание Людмила Семёновна:
– Я думаю, что вы сделаете правильный вывод и объясните дочери, что так вести себя нельзя.
– А вы, уважаемая, – продолжил Павел,– прежде чем наказывать детей, потрудитесь разобраться в ситуации, проявив свой педагогический талант. Неужели ребёнок, зная о том, что надо платить за проезд, не оставил бы 3 копейки? Ведь она могла их просто потерять.
Павел не хотел рассказывать об истинной причине, почему у Ларисы не оказалось этих трёх копеек. Что касается Женьки, то они с его отцом Михаилом, разберутся сами, тем более они были в дружеских отношениях, ведь жили на соседних улицах. Ему хотелось, чтобы Людмила Семёновна поняла, что таким способом детей не воспитывают, но не стал продолжать разговор. Сославшись на то, что с работы отпросился на часик, и пообещав серьёзно поговорить с Ларисой, попрощавшись, поспешил выйти из класса. Павел понимал, что его дочь не наказали, а обидели и унизили перед всем классом. Поговорив с Михаилом, они заставили Женьку сказать ребятам, что это он отобрал у Ларисы все деньги, а потом при всех попросил у неё прощения. Ларисе Павел об этом не сказал.
На следующий день Женька вошёл в класс с понурой головой. Он швырнул потрёпанный портфель на сидение, сел на край парты и стал ждать, когда соберутся ребята.
Лариса зашла в класс с Ирой, Инной и Людой, девчонки жили рядом и в школу и из школы ходили вместе. По дороге Лариса рассказала, почему она осталась без денег, а девчонки не могли ей помочь, так как у всех было только по 3 копейки на обратную дорогу.
Подружки, увидев Женьку, затараторили так, что он только успевал говорить им в ответ:
– Вы чо? Вы чо? Да ладно… Я вот могу у Холопа и прощения попросить.
– Прощения? – возмущённо переспросила Инка. – Ты ей деньги верни, бандит!
– А за бандита я могу и врезать, – прорычал Женька.
– Да тебя никто не боится, – подхватила Ира. Она была старостой класса и с нею никто не спорил. Ира продолжала:
– И вообще, больше никто и никогда Ларису не назовёт Холопом. Иначе я подниму вопрос об исключении из пионеров.
– Ха! Да я и не пионер, – вставил Женька.
– Тогда тебя надо из школы исключить, – сказала Ира.
В класс вошла Людмила Семёновна:
– О чём спор?
Ребята сразу притихли, прозвенел звонок на урок. На каждой перемене девчонки требовали от Женьки возвращения денег Ларисе, а тот отмахивался от них длинными руками, как от назойливых мух. После очередного их приставания Женька запустил руку в карман широких, сидевших на нём мешком непонятного цвета брюк. Несколько минут с серьёзным видом, скосив на нос и без того косые глаза, что-то в нём искал и, наконец-то, достав 3 копейки, протянул их Ларисе.
– Я же хотел за тебя заплатить в трамвае, – пробормотал он, – да ладно, извиняюсь.
– Не извиняюсь, а извини, – поправила его Люда.
– Да отвалите вы все от меня! – крикнул Женька, сунул 3 копейки в карман фартука Ларисе и выбежал из класса.
– Хулиган и разбойник! – вдогонку крикнула возмущённая Инна. – Как с гуся вода!
Лариса, всё это время молчавшая, спокойно произнесла:
– Хорошо, что хоть 3 копейки… Где он возьмёт деньги? Опять у кого-то отнимет? Лучше пусть не отдаёт. Дядя Миша сказал папе, что отдаст из зарплаты 2 рубля 50 копеек, что Женька у меня забрал, а я скажу, что на 3 копейки надо отдать меньше, ведь он мне всё же их вернул. Я сегодня не пойду домой пешком, а проеду на трамвае целые три остановки.
Лариса взяла портфель и побежала к остановке, к которой, весело позванивая, словно приветствуя её, подъезжал трамвай.
Ира, Люда и Инна удивлённо смотрели ей вслед. Одна Инка только и сказала:
– Нет, надо же, опять простила, и всего за 3 кпейки. Странная она какая-то…