***
Рассвет, как ряженка в печи,
подёрнут розовою пенкой.
Гора заслонкою торчит,
упёршись в крашенные стенки.
Стал город ситцево-цветист —
ни тени прежних мод и гостов:
сыт, разнаряжен и речист.
Картинка лубочная просто!
Рисуют все и пишут все:
на дамбе, горке и фасаде,
на крыше и на колесе...
Облагородить и нагадить
доступно каждому жильцу,
без страха штрафа и упрёка!
— Придусь ли городу к лицу? —
мигает солнечное око.
Томится в каменной печи,
жар под бочищи подгребает,
но не спешит метать лучи:
сон улетел, а не светает!
И сыч на крыше не кричит,
и боль утихла под коленкой..
Рассвет, как ряженка в печи,
подёрнут розовою пенкой.
***
Что толку брезгливо коситься на грязь
и нос зажимать, тошноту подавляя?
Пусть радует жаб, порожмя пузырясь,
пусть в жиже любителей гнили валяет.
А небо на свете, конечно же, есть!
Хоть как там болотная нечисть ни лопни,
достать его ей — неподъёмная честь.
И чести не будет! И время пришлёпнет.
А солнце на небе, конечно же есть!
Сотрёт в порошок и с земли постирает
кичливую грязь и квакушечью лесть...
Останется светлым, на мрак невзирая!
Так стоит ли тратить здоровье и час,
прокладывать гать, жаб гонять до измора?
Поэзия есть среди нас..или в нас..
А всё, что не есть — пустяки, разговоры.
***
N.
Объединить бы разные народы
и мир вернуть измученной земле,
во славу человеческому роду —
ведь слово слаще хлеба на столе!
Но тот же человек — проклятый фактор —
идею опорочил на корню.
Удары переводческих терактов
оставили пустынную стерню.
Там, где когда-то слово колосилось,
даруя жизнь в начале всех начал,
сегодня не отыщешь и могилы:
не спал толмач — марал, топтал, марал...
Ни памяти, ни славных обелисков,
ни зёрнышка для новой посевной,
ни голосов, ни музыки, ни смысла —
один лишь вой, дурной шакалий вой..
***
"Появится ли в названии месяца буква "р",
знай: лето закончилось .."
/примета/
Насыщенная зелень сентября -
примета не сдающегося юга.
Пусть позже просыпается заря,
но стынью палисадник не поруган.
Всё так же изумруден шёлк травы,
листва зеленоока и блестяща.
И даже ветки солнечной айвы
скрывают плод: томат на грядке слаще.
Неспешно дозревает виноград,
день изо дня свой градус повышая.
Пик впереди, смешно смотреть назад.
"Р" никому нисколько не мешает.
Когда бы не пронзительный покой,
не птичьи неприкаянные гнёзда,
сказала бы, что нет поры такой,
что слово "осень" выдумали просто.
***
Провожаю лето: мой троллейбус,
наконец, окраины связал.
Сам собою разгадался ребус:
что ни утро, на пути - вокзал.
Только обветшали чемоданы,
дожидаясь даты и деньжат.
На меня не разевай карманы,
не мани в заплечье, Летоград.
Отпускаю молча, без оглядки.
Мокрый зонтик крылышки сложил.
Дребезжит невыспавшийся, шаткий,
как и я, троллейбус-старожил..
Наш маршрут не нами обозначен.
Серебро и золото - не мы.
Но вперёд и никогда иначе -
катимся от лета до зимы.
Обгоняют нас автомобили..
Только бы маршрут не отменили!
***
А на солнце сегодня пятно.
Как всегда, умолчал телевизор.
И окошко совсем не мутно.
Горизонт синевою облизан.
Но подмольный поганый сквозняк
все палитры оставил без краски.
Да, на солнце сегодня никак:
без привета, без света, без ласки.
***
Что же вы творите? Люди, люди...
Что же врёте вы самим себе?
Чьи мишени вы, каких орудий,
чьи марионетки, в чьей судьбе?
Хоть бы раз в лицо себе взглянули
и спросили, что ему мило:
деликатность выкушенной дули
или неприкаянное зло?
Люди, люди, вражеское племя,
от себя бегущее впотьмах.
Там ли вы, о том, затем ли, с теми?
В тех ли вы одеждах и домах?
***
Когда придет последний час,
будь при параде, лоботряс!
Автоэпиграф
Без лифчика и даже без трусов,
в тонюсеньком, коротком сарафане...
Последний спуск знамен и парусов
не фигой управляется в кармане!
Вольготно, хоть ходи по потолку,
хоть хохочи и по полу катайся.
Лезь в холодильник, образом — в строку..
Без дела, безнадзорная, шатайся.
У зеркала вертеться ни к чему,
оно свою свободу заслужило:
напровожалось вдосталь "по уму"
и не одно "чело" в себя разбило.
Хоть день, хоть час, хоть целых пять минут
не думай о делах, молве и долге.
Они и без тебя тебя найдут.
Зачем же понапрасну мучить ноги?
***
И у лодки без весла
есть свое предназначенье.
Крышей может быть и тенью.
И кормушкой для осла.
Может автоколыбелью.
И предбанником вполне.
Собеседницей — сосне,
а воробышку — качелью.
И у лодки без весла
даже если прохудилась
и в озерный ил зарылась,
в небыль жизнь не уплыла.
Поменялся интерьер,
круг знакомых и привычки.
В море рыбы. В небе птички.
Уголь — чёрен. Пепел — сер.
***
От речи до речей порой мосток
над бездною, что разум поглотила.
Обратно безголовый не ходок:
сам гробовщик и сам себе могила.
Слова, как ни свисти, не воробьи.
Их пазел, как нательная газета,
слагает о родителе статьи,
строкою без малейшего просвета.
Бывают речи, вбитые как кляп
в свое же горло — не спасет и рвота.
Не безнаказан ни малейший ляп.
И бездна — не полосочка для взлета.
Раз уронив, свистать себя наверх
редчайшему оратору удача.
Кто честь свою и разум свой низверг,
себе же попадает под раздачу.
***
Не стану печь румяных караваев
и глянец наводить на ламинат,
в честь тех, кто мимо дома проезжает
и в гости напроситься был бы рад.
Уж столько их, транзитных и дежурных
товарищей, подружек и родни
проехало, народных и гламурных,
и загасило задние огни..
А жизнь идёт и время всё дороже.
Базарить нет охоты и нужды.
Так что иди, куда идешь, прохожий.
Свои имей заботы и мечты.
Отныне трачусь только на любимых.
Не щурься на окошко, топай мимо..
***
Народ по дачам, придержи
коня, повозку, ветер в поле.
Зря по майдану не кружи –
читатель вылетел из роли!
Вот накопается, как крот
и хряпнет сто, для расслабухи –
тогда твой стих и разберёт.
Ну, а покуда рюмки сухи!
***
На облака не обижаюсь:
они пушистее с земли.
Снижаюсь, миленький, снижаюсь.
Соломки мягче подстели!
Попела в райские ворота
и убираюсь восвоясь.
Пускай долги, пускай работа!
Я не княгиня, ты не князь.
Снижаюсь. Вынь на свет картошку.
А заодно и сала шмат.
Налей за счастье, понемножку.
Не каждый вечер "звездопад"!
Подсуечусь, бурчит желудок
на затянувшийся полет:
в окне ночное время суток,
а и росы не видел рот!
На позывные отзываюсь.
Пали посадочны огни.
Снижаюсь, рОдный, прибиваюсь..
Сама! Учти и не казни.
***
Беременели женщины в любые времена.
Служила повитухою и страшная война.
Любовью или похотью, на счастье и беду
на свет рвались зачатые, в стерню и в лебеду.
Из сена и из ветоши просили ором есть.
Не ждали ни минуточки, какая с фронта весть.
А чмокали губенками, впиваясь мамке в грудь.
О батях не тревожились: придут когда-нибудь.
Немногим завтра выпало встречать с войны отца.
Со своего узнавшие черты его лица,
кому судилось, выросли. отстроили страну...
Под пулями рожденные, не помнили войну...
***
В зоологическом саду
послеобеденная дрёма.
Зверь многоклеточного дома
лёг переваривать еду.
Тигровый глаз в упор не зрит
порханье крылышек цветастых.
Точёных ос и мух задастых ,
и на носу не умирит.
И кто сказал, что сад — острог,
что бедный зверь из клетки рвётся?
На мордах местного народца
блаженство, словно снова Бог,
а с Ним и благоверный Ной,
их взяли в спутники ковчежьи.
На горизонте век забрезжил,
не озабоченный войной.
Змея, дай кожу мне свою!
Убогий, потеснись в раю....
***
Сегодня хочется строки
неторопливой, негремучей,
без глупой страсти, без тоски,
без всяких хаосов и путчей..
Сегодня хочется любви
не на разрыв души и тела,
а чтобы..Радуйся, живи!
Не раз планета опустела..
Ты слышишь? Выбрось страх и боль
на историческую свалку.
Всю душу выели, как моль,
жруны, паскуды, прихлебалки.
***
Вот и мне сто лет уже в обед.
Оплатить успеть бы интернет!
Вычеркнуты книги из бюджета.
Жалко стало ёжика, лису:
им растить детёнышей в лесу!
Ну, а тут, куда ни глянь — поэты!
Пилят, рубят, всё сотрут в муку,
чтоб растиражировать строку.
И траву в бумагу укатают!
Интернет, конечно тоже тварь,
а не ангел: как ни кашеварь —
ни любви, ни дружбы с ним не сваришь.
Но зато не тяжек на подъём,
не загромождает стол и дом.
И тайги при том не разбазаришь.
Да и подешевле, пошустрей.
Побогаче всех инвентарей
для всеядно грамотного люда.
Вот и мне сто лет уже в обед.
Оплатить хотя бы интернет.
Вымыть за домашними посуду.
***
Ловлю на чувство сонную строку.
А может быть ужу на строчку чувство..
Оно же, забиваясь под щеку,
сопит на все ремесла и искусства.
И вдруг блеснет, прорежет темень луч,
как из-под фар негаданной машины,
/а может лунный свет из груды туч/ —
и.. снова навсегда уйдет в глубины.
С утра в горячем темени, гвоздем
торчит, болит ниспосланное / кем ли?/.
Хоть сдохни — не втельмяшишь топором:
не хочется рисоваться. И не дремлет!
Сопит весь день, зудит и просит есть!
А чем кормить? Какие стряпать ноты?
Позор оно или обратно: честь?
Горчицей ублажать или компотом?...
***
Неподъемная ноша –
на плечо не взвалить.
Волоку,
надрываюсь душегубов любить!
Но никак.. Ну, никак!
Ставь на гречку, Отец.
Недостойна Тебя...
Вот и всё, и конец.
Не могу я любить,
не могу я прощать
тех, кто мучит детей.
Я раба, но и мать!
НЕ
Интер-не-ту
Ну, что, дружок, уторкался, уснул?
Ты образен, но пуще безобразен.
Хоть лопни, жидковат твой ранг и стул.
Как ни крутись колёсико: НЕ-ва-жен.
Не друг, не брат, ни ангел и ни чёрт!
Никто, ничто, с прицепом и тележкой.
А то, что ты собой негласно горд, —
так это блажь! Неёмко и невеско...
Восточно-западное направление
Топчут, мнут, а ты жива,
шелковиста, без гордыни.
Научи меня, трава,
пробиваться сквозь твердыни.
Замерзать, гореть и гнить,
воскресать и колоситься.
Не роптать и не винить
человека, зверя, птицу.
Научи меня, ручей,
отражать небес свеченье,
проходить затор ловчей,
без оглядок и мученья.
Научи меня, цветок,
быть красивой, без амбиций.
Просыпаться на восток,
а на запад спать ложиться..
На бульваре
Остепенимся, милый, возведём
негодованья в степень пофигизма.
Рука в руке, бульваром побредём.
Он, как и мы, "эпохи коммунизма".
Платаны нам ровесники, сомкнут
над головами кроны, с пониманьем.
Не учинят прилюдный шумный суд,
угомонят публичное собранье.
Остепенимся, некуда спешить.
Не опоздаем. Всё приходит в сроки.
Что за кручина знающему сныть!
И черемша вот-вот нальётся соком...
Остепенимся, хватит гнать коней,
пороть горячку, рвать себя на части.
Пускай другие будут нас умней.
Пускай другие гонятся за счастьем...
***
Бывало, покемаришь пять минут
и хворости как-будто не бывало.
Подхватишься и снова побежала!
А нынче кости ноют, туфли жмут...
Уляжешься - постель сковорода:
ворочаешься, цвыркаешь слюною.
Хоть боком мни перину, хоть спиною -
и так, и сяк колюча и тверда.
А в голове затеют чехарду
сто тысяч задыхающихся мыслей.
Она другой вонючей и прокислей,
выносят мозг, с печенок просят мзду!
Где бабочки, где розовые сны?
Куда они, в какие скрылись щели?
А может с журавлями улетели?
И хвори просто признаки весны?
***
Воровато, по ночам
дождь облизывает крыши.
Отощали в норах мыши,
кот помоечный зачах.
Вылезая по утрам
из-под тучки-одеяла,
нагреваясь до накала,
солнце ходит по дворам.
Выпивает ванны луж,
сушит до изнеможенья
шёрстки, веточки, строенья.
Что ни луч - ворюге куш.
Но, как только белый свет
утомится стлать дорожки —
те же мышки, те же кошки
и на дождь управы нет!
Чем бы небо подпереть,
где звезду найти такую,
чтобы вёдро вкруг диктуя,
твёрдо встала посередь?
Пресекла дождю пути,
заперла окошки-двери?
Где же звёздочку найти?...
Нарисую и поверю!
***
Январь — дракон, а вовсе не медведь.
Хоть сто перин взбивай ему позёмка,
бессонно рыщет, ищет с кровью снедь —
огню из зева слабый харч — соломка..
Каких заклятий люлечных ни пой,
всех пастей, лап, когтей не убаюкать.
Подкармливает птичек, на убой.
И морды в человечьи тычет руки.
Из рук дорога ближе и верней
к любому горлу: кушай с потрохами.
Не надо суетиться, "гнать коней".
Смакуй себе баранов с пастухами!
Не верь, скиталец, мягкой тишине.
Январь дракон — не мишка косолапый.
Пушинки снега на веретене:
ткать саван - вьюговей подлец не слабый.
Не верь зиме, не верь зиме, не верь!
Не ангелов рожает, хоть с крылами.
Ныряй в подвал, забей гвоздями дверь.
Драконий хвост метелит над полями.
***
Ходил бы ты, герой, в свои походы.
Не надо нам портянок на печи.
А то саблищей выковырял всходы,
перевернул горшок, нагадил в щи.
Чесотка — от стопы и до макушки.
Сходил бы, почесался, присмирел.
Зачем пороть пуховые подушки?
И чем, ухват, скажи, тебя задел?
Согнул в дугу засовы и корыто
и сам согнулся крюком, озверев.
Давно голодным не был ты и битым.
Ходил бы..Ведь загубишь же посев!
***
Я не в строю. Хоть как пинай ногами!
Хоть лопни, к бёдрам руки не прижму.
Не впечатляюсь тачками, чинами.
Но не отдам бомжу свою суму.
За кровное — ногтями и зубами.
Не жалко, но противно, черт возьми!
С чего бы вдруг меняться нам горбами,
ложиться друг под друженьку костьми?
Я не в строю. Хотя ничуть не кошка
и не гуляю вовсе, а тружусь.
Не зазывай кисюканьем и крошкой.
И на сметану я не оближусь.
Мне надо все и ничего не надо.
Я не сужу себя и по себе.
Гуляй-ка фертом, принимай парады.
Я не в строю. Я не в твоей судьбе.
***
А что дружить... Дружить нам ни к чему.
Мы двигаемся в разных направленьях.
Но мне не жаль прислать тебе "хурму"*
и постоять в молитвах на коленях.
Мне жаль тебя. Прогнувшийся под звон,
твой мир — монета, плоская, пустая,
зажатая в кулак со всех сторон.
Нет, на монетах с детства не гадаю.
Орел ли, решка — нет нужды смотреть.
Не греет блеск ни золота, ни меди.
А вот улыбка может обогреть.
Как ни крути, а мы с тобой соседи.
Спиной к спине лица не увидать.
Но в спину бить, стирать с лица планеты?
Как ни продайся, вместе нам хлебать.
Кровь не вода. На карте мы — валетом.
*
Хурма(лат. Diospyros) - «божественный огонь».
***
Белые вороны января:
аисты вдоль шумной магистрали.
Отчего не рвутся за моря?
Старые инстинкты потеряли?
Или потерялся человек,
превративший зимы в бессезонье?
Сказочки и песенки про снег
на бумаге и в аккордеоне.
Наяву лишь пазлы мутных луж
и полей бескрайнее болото.
Человек объелся кислых груш,
аисты ли скушали чего-то?
Не зовите, прогоняйте прочь,
пусть летят на юг, чтоб возвратиться.
А иначе всех проглотит ночь.
По поверью. Аист - не синица.
Аист - это дом, любовь, семья.
Аист - птица счастья и удачи.
Подсобите, в тёплые края!
А иначе.. Не к добру иначе...
***
Провинция, усталая старуха,
баюкает подброшенных внучат.
И слушает вполсердца и вполуха,
как стёклышки в оконницах бренчат.
Усердно подбивает одеяло
под детские ножонки и бока.
То открывает дверцу поддувала,
то прикрывает: ночь не коротка.
Ребячий сон как нежная фиалка,
как тёплое парное молоко.
И нестерпимо так чего-то жалко,
как-будто сжала дюжина оков!
- О, Господи, простри Свою Десницу,
и упаси от нАпастей* и пут.
Угомони глумливую столицу,
куда их завтра снова увезут...
Сквозь одеяло пяточки целует,
и гладит, гладит, гладит без конца.
То вздох, то жаркий шёпот: "Аллилуйя!"
И свет такой, хоть воду пей с лица...
*старая норма ударения