Она любила белое вино.
На мой коньяк презрительно глядела.
Ее тугое матовое тело
за мощные заслуги ей дано.
И голос дан, который иногда
я путал с шевеленьем горизонта.
Еще глаза. Их выстрел из-под зонта
стекал по мне, как ветер и вода.
Восторг и ужас музыкой возник
в ее походке. Редкостные звуки...
Я буду долго помнить эти руки,
похожие на сломанный тростник.
Она ушла. И голубой фужер
на полке потихонечку пылится.
Мой дом затих, как старая больница,
в которой нету никого уже,
за исключеньем, разве, тишины.
Но пациент скорее жив, чем помер.
Пока её до миллиметра помню,
мои зрачки тепла не лишены.