Памяти Павла Васильева
Сидел на лавке у котельной,
покуривая, старичок.
На нем всегда был самодельный
с неясной надписью значок.
Но, запалив «чинарик» спичкой,
он не от дыма каждый раз,
а словно в тире, по привычке,
прицельно щурил левый глаз.
И память вдруг, кольнув, как шилом,
дала прочесть средь стертых строк:
повыше (крупно) – «Ворошилов…»,
пониже (меленько) – «…стрелок».
Теперь я только понимаю,
как пленку, жизнь перекрутив,
что детства музыка немая
внезапно обрела мотив.
Он прозвучал партийным гимном
про «новый мир», который «наш»…
И взглядом несколько другим я
смотрю на странный персонаж.
Вот старичок. Сидит на лавке.
А на меня глядит значок –
навек приколотый булавкой
людской трагедии зрачок.
В нем – трибунал, этап, облава
и крик конвойного опять:
«Ни шага влево или вправо!
Эй, ты куда? Начну стрелять!»
И тут же щелкнул без промашки
у «вохра» ловкий карабин,
когда склонился над ромашкой
чуть в стороне чудак один.
Под небом серым, некрасивым
лежал, зажав в руке цветок,
лихой казак – «зека» Васильев,
сраженный пулею в висок.
Погиб поэт. Раб Божий Павел.
И поплыла его душа
туда, где он свой дом оставил
на диком бреге Иртыша.
Был человек. И словно не был.
Лишь эхом здесь – его стихи.
Под тем же грязным, хмурым небом
сегодня дни пока тихи.
Но в октябре возникнет месяц,
как спусковой, точь-в-точь, крючок…
Какой значок еще повесит
спустя полгода старичок?
1981 г.