Пока пылал закат краплаковый, а вечер землю остужал,
она, в комочек сжавшись, плакала. Ей было бесконечно жаль
растений, вянущих по осени, пса с колтунами на хвосте,
фасада в выбоинах оспенных, людских несовершенных тел...
Одно стремление тревожило: вернуться в свой далёкий дом,
и то, что ей держать положено, пришлось удерживать с трудом.
Гори, желание великое! Неопалимое – гори!
Она теперь уже не хныкала, а лишь стучалась изнутри.
Когда спустилась ночь бездонная, закрыли двери на засов,
тьма поглотила заоконная ряды соседних корпусов,
когда ползли минуты к полночи, затих дневной докучный гул,
когда в палатах переполненных народ болеющий заснул,
реальность, словно стенка, треснула, и что-то хлынуло в проём.
И, подчиняясь неизвестному, тогда он выдохнул её.