Мы все теперь не господа,
Господ когда-то расстреляли,
Кто не расстрелян был – бежали,
Как не прискорбно то – но «да».
Мы не мадам и не месье,
Месье в семнадцатом прогнали,
Мадам в Париже горевали,
Хотя, наверное, не все.
Не судьи мы, не палачи,
Судить нас Бог конечно может,
И головы рубить, и что же,
Нас убивали всех в ночи.
Мы граждане одной большой страны,
Мы граждане и может бать гражданки,
Нас выверни любого наизнанку,
И в каждом красные каёмочки видны.