Опять в гримёрной он сидит один,
Не слыша жизни, бьющей чётким ритмом.
И в зеркало, что прямо перед ним,
Задумчиво-внимательно глядит он.
Опять глядит, как много лет назад,
И мысли далеки его отсюда.
Далёк, как эти мысли, его взгляд,
И сам он, будто странным сном, окутан.
А на него из хрупкого стекла
Вновь смотрит человек с огромным носом,
С разводами цветными вокруг глаз,
С подобным взрыву огненным начёсом.
Один лишь вид его рождает смех,
Один лишь жест – и зал наполнит хохот.
Ах, как привык он быть смешным для всех,
Дурачась под аплодисментов грохот.
Маэстро-дирижёр людских сердец,
Владеющий талантом изначально,
Искусный настроения творец…
Но почему так взгляд его печален?
Он не устал благодарить судьбу
За то, что в жизни сделан верный выбор,
За то, что он живёт в своём кругу,
За радость этих детских взрослых игр.
Он рад, что через несколько минут
Очутится на солнечной арене.
Он будет счастлив тем, что оживут
Глаза людей, следя за представленьем.
Он знает точно, кто он здесь для них, –
Смешной дурак, раскрашенный, как кукла.
А он их всё же любит, как родных,–
Солидных, респектабельных и… глупых.
Легко шурша, сомкнутся за спиной
Тяжёлые кулисные полотна.
Ну, вот. Закончен день очередной.
Друзья кивают: «Классно отработал!».
А на арене праздник бьёт ключом:
Слоны, жонглёры, кони, акробаты…
Он вновь домой отправится пешком,
Хотя, быть может, и далековато.
И, проходя под сполохом реклам,
Среди гудков машин и шумной речи,
Он снова ощутит, что он – не там,
Где жизнь честна, а люди – человечны.
Он смыл свой грим, он снова стал собой,
Лицо открыто, взгляд – и чист, и светел.
А здесь все ходят в масках день-деньской,
Порой и в зеркале их не заметив.
И все кругом кривляются, вопят,
Как будто третьесортные паяцы.
Под солнцем место отхватить спешат,
За лишний грош – и то кидаясь драться.
Идёт неспешно он к себе домой
Сквозь маски, лейблы, ценовые бирки.
Идёт, печально глядя пред собой, –
Несчастный зритель в сумасшедшем цирке…